Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами - 1

– Да, ужасно, – согласился Альтман. – Настоящий кошмар. К нам относились как к монстрам, способным на любое зверство. Все эти выдумки о жестоких гуннах… Большей частью их распространяли британцы, но и американцы тоже. Чудовищное нагромождение лжи.

– Бесстыдная ложь!

Старик оскалился, с трудом сдерживая злость. Альтман удивился и встревожился.

– Родина Бетховена! Родина Гёте! – с яростью добавил старик. – Будто бы мы убивали детей. Убивали женщин и стариков. Ложь, наглая ложь!

– Вы правы. Цивилизованные люди на это просто не способны.

Старик отвел глаза – его внимание опять приковал мир за окном. Казалось, он сдерживается из последних сил. Через мгновение он снова посмотрел на Альтмана.

– Ваш дядя преподавал английский язык. В реальной школе. Я учился у него.

– Правда?

– Превосходный учитель.

Альтман слегка откинулся на спинку стула.

– Неловко признаваться, но я никак не могу вас вспомнить.

– Вы младше меня. Мне пришлось покинуть реальную школу в тот самый год, когда вы поступили.

– Значит, мы не были одноклассниками?

Старик покачал головой:

– Мое имя ничего вам не скажет. Я видел вас в школе. Вот и все. На игровой площадке или в коридорах. Иногда вместе с вашим дядей.

Он улыбнулся – едва заметно, но при этом тепло.

– Я восхищался вами. Все говорили, что вы очень умны. Прекрасно успеваете по математике. И по английскому.

Старик протянул дрожащую руку к ложке, но тут же отдернул, точно боялся вновь оказаться в унизительном положении.

– По всем предметам, – добавил он.

Затем он снова посмотрел в окно и, слегка помедлив, взглянул на Альтмана.

– Мне семьдесят девять, – сказал он.

– А мне – семьдесят пять, но в нашем возрасте это небольшая разница. Мы с вами – два старика, вот и все.

Старик улыбнулся, но взгляд его оставался безрадостным, словно он тонул в море дурных, если не кошмарных воспоминаний. Альтман подумал, что он, конечно же, бежал в Америку в поисках земли обетованной, как и многие другие немцы в прошедшие десятилетия, – но не сумел ее обрести. Да, жизнь несправедлива. Вспомнилась латинская фраза, услышанная от отца – что-то из Горация: «Mutato nomine de te fabula narrator?» («Лишь имя стоит тебе изменить, не твоя ли история это?»)[34].

«Как это верно!» – решил он, припомнив собственное бегство из смертоносного водоворота.

Старик словно прочел мысли Альтмана или, по крайней мере, угадал их направление.

– Я не мог найти себе места после войны, – сказал он. – Повсюду царил хаос, множились беды. Не сомневаюсь, что вы помните эти времена.

– Боюсь, даже слишком хорошо.

Взгляд старика похолодел.

– Унижать людей опасно. Загнанный в угол человек становится животным.

Альтман кивнул:

– Вы правы. В таких случаях людям нужен герой, как я сегодня уже говорил. Прирожденный лидер. Но герой не может изменить судьбу нации.

Старик согласился:

– Мы искали такого человека. Действительно искали. Но вы совершенно правы. Он не смог бы ничего изменить. Историю творят великие силы, а не отдельные люди. – Он улыбнулся. – Вы так умны, герр Альтман, столько всего знаете.

Альтман постарался пропустить лесть мимо ушей.

– Я не марксист, – сказал он, – но кое в чем Маркс был прав. За великими событиями стоят великие силы. Человека несет река истории. Он не может управлять течением или изменить русло.

– Верно.

Старик мрачно, почти горько улыбнулся.

– В юности я мечтал изменить мир, – с грустью произнес он тоном маленького человека, который признается, что когда-то мечтал стать великим.

Этот тон настолько тронул Альтмана, что он похлопал старика по руке.

– Конечно. В юности все мечтают изменить мир.

– Но, слушая вас, я уяснил, что никто и ничто – ни человек, ни книга – не может изменить историю. Пустячные вещи изменяют другие пустячные вещи, только и всего. Как с теми баварскими парнями. Кто-то кому-то что-то прошептал или послал телеграмму, и для них все было кончено. – Он пристально посмотрел на Альтмана. – Они были маленькими людьми, и маленькая вещь отняла у них жизнь.

Альтману вновь стало не по себе под взглядом старика.

– А школьный задира может изменить жизнь только того, кого задирает, – добавил тот.

– Именно из таких пустячных вещей складывается история, – уверенно сказал Альтман. – Из миллионов незначительных действий маленьких людей, которыми движут великие силы.

Старик явно не собирался оспаривать точку зрения, с которой согласился раньше, поэтому Альтман сменил тему – просто из вежливости.

– И чем вы занимались после реальной школы в Линце?

Старик пожал плечами:

– Да так, ничем, пока не повзрослел. А когда повзрослел, всего лишь сменил имя.

Альтман испытал облегчение оттого, что старик отпустил пакет и резко перешел на другой предмет.

– Почему?

– Я ненавидел своего отца. Всегда ненавидел, но я ведь был обычным мальчишкой и считал, что надо уважать и слушаться его. Вы же знаете, каковы мы, немцы. Мы отлично умеем исполнять приказы.

– Наверное, вам было нелегко сменить имя и тем самым проявить неуважение к отцу.

– Очень нелегко. Отрекаться от отца всегда нелегко, даже если он – жестокий человек.

– И вы взяли другое имя?