Хэнсон кивнул, ни на секунду не задержавшись в кресле:
– Так и сделаем.
Я приотстал от клиентов, сказав в приемной Вельде, что не знаю, сколько продлится мое отсутствие. Темные глаза уже не улыбались – ее встревожил мой уход в компании двух несомненных копов.
Мы воспользовались укромной лестницей, служившей уборщику для выноса мусора. На улице можно говорить без опаски: шум транспорта и болтовня пешеходов заглушат любой микрофон, ноги унесут от любопытных ушей. Хочешь приватности – ищи толпу погуще.
Мы шагали по тротуару. Весеннее утро выдалось холодным, но ясным.
Через полтора квартала Хэнсон заговорил:
– В Манхэттен прибыл сенатор Соединенных Штатов для участия в конференции ООН.
– Что ж, кто-то и дерьмо должен разгребать.
– И пока сенатор в городе, ты разыщешь одну штуковину.
– Как понимать? – нахмурился я. – Просто кража?
– Нет, не просто. В этой ситуации нет ничего простого. Но есть нюансы, которые делают твое участие… крайне целесообразным. – Видит бог, Хэнсону ужасно не хотелось этого говорить.
– А вы, полиция, уже подключились?
– Нет.
– Это почему же?
– Не твоя забота, Хаммер.
Не моя забота? Хм…
Мы остановились на углу, и пока светофор горел красным, я спросил:
– А что же ФБР, почему не ведет расследование? Сенатор США – не самая мелкая сошка. Что ему мешает подергать за ниточки?
– Это дело местное, в границах Нью-Йорка.
Да-да. И Департаменту полиции Нью-Йорка оно оказалось не по зубам.
Свет сменился, и мы двинулись через перекресток в густом потоке пешеходов.
Мне показалось странным, что Хэнсон воспользовался словом «разыщешь». Если это не кража, следует ли понимать так, что таинственная вещь потеряна? Или мне поручается что-то стянуть? Я демонстративно укоротил шаг и заинтересовался витринами магазинов.
– Не хочешь ли спросить, кто этот сенатор? – поинтересовался Хэнсон.
– Ты же сказал про границы Нью-Йорка. А в этих границах только два сенатора.
– И не тянет узнать, кто именно из двух?
– Не тянет.
– Почему? – нахмурился Хэнсон.
– Потому что ты сам скажешь, когда будешь готов, или он со мной встретится.
Ни на лице полицейского, ни даже в голосе не отразилась досада. Только в выборе слов.
– И это называется частный сыщик? Хаммер, ты хоть один вопрос задашь?
Я резко остановился, повернулся к витрине спиной и поочередно оглядел спутников. Посмотришь на нас со стороны – компания друзей решает, где бы перекусить или опрокинуть по стопочке. Только опытный глаз мог заметить в наших позах и движениях желание скрыть выпуклость кобуры, а на лицах – мину, предназначенную исключительно для прохожих.
– Неудивительно, парни, что вы злитесь, – сказал я. – У нью-йоркского Департамента такой громадный опыт, а сенатор хочет, чтобы пропавшую вещичку вместо вас искал я. Забавно.
Хэнсон наконец кое-что выдал:
– Может, эта вещичка и невелика, но кипежу из-за нее… на самом верху…
– Наверху – это в офисе сенатора?
Хэнсон ничего на это не ответил, но молчание было красноречивым.
– А бывает выше?
И тут до меня дошло. Предположение казалось безумным, но я не удержался от вопроса:
– Неужели… президент?
Хэнсон трудно сглотнул и снова пожал плечами:
– Я этого не говорил… Но самая большая шишка у нас он, разве нет?
Будь эти двое не полицейскими, а федеральными агентами, я бы схлопотал обвинение в государственной измене или в подстрекательстве к бунту, а как минимум упрек в дурости. Но эти двое знали правильный ответ. По крайней мере, его знал Хэнсон. На всякий случай я его озвучил.
– В нынешние времена, – сказал я, – рулят банковские воротилы и лоббисты. Как бы ни высоко сидел политик, он всего лишь шахматная фигура, которую двигают деньги. Это всех касается, даже шишек в Овальном кабинете.
– Цинично на жизнь смотришь, Хаммер, – упрекнул меня напарник Хэнсона.
Из-за угла выкатился мальчишка на скейтборде. Когда он проехал мимо нас, я спросил:
– И что же за работу я должен проделать, чтобы оправдать такой мощный прессинг?
– Почем я знаю? – Хэнсон пожал плечами. – Наше дело маленькое. Мы пешки. Ладно, пошли.
– Куда?
– К сенатору.
Лакированные стенные панели, удобная мягкая мебель, восточный ковер – и вся эта роскошь, достойная уэстчестерского особняка, в президентском номере отеля «Сент-Мориц» на Сентрал-Парк-Саут.
Да и в кресле, которое с легкостью сошло бы за королевский трон, восседала не августейшая особа, а всего лишь человек, вот уже третий срок занимавший пост сенатора США. Хью Бойлан, дородный, бледный, выглядел здесь столь же неуместно, сколь и я. Плохо отглаженный бежевый костюм из крепа и небрежно завязанный галстук в красную и белую полоску отменно сочетались с истосковавшейся по стрижке шевелюрой. Густые черные брови – ни дать ни взять косые восклицательные знаки – мужественно контрастировали с пухлым чувственным ртом.