Вполне вероятно, это поможет определить то место, где находится этот особняк, а сделать это при помощи справочника труда особого не составит. После чего отправить её обратно господину Бритнеллю, да еще пару строчек добавить, чтобы знал, кому всякую заваль посылать.
Уже стемнело, он зажег свечи, приготовил чай и пригласил к столу своего коллегу с которым они постоянно играли в гольф (насколько я осведомлен, начальство того Университета о котором я пишу, не отказывало себе в удовольствии приятно проводить часы досуга). Чай послужил прекрасным дополнением к беседе двух заядлых игроков, ведь такую беседу, какую вели они разбирающийся в различных тонкостях писатель никогда не припишет людям не играющим в эту игру.
Они пришли к выводу, что некоторые из их ударов могли бы быть лучше. Также они говорили о том, что в определенные критические моменты игры, единственно, на что приходится надеяться – это на удачу. Случилось так, что его коллега (я буду называть его профессор Бинкс) увидел гравюру в рамке и взял её в руки.
– Что это за место, Вилльямс?
– Вот, именно это я и пытаюсь выяснить, – ответил Вилльямс, подходя к полке на которой лежал справочник. – Переверни её. Не знаю, какой-то «…Холл», то ли Сассекс, то ли Ессекс. Половина надписи оторвана. Видишь? Ты случайно не знаешь, где бы это могло быть?
– А, вот, вижу! Это тебе господин Бритнелл прислал, да? – спросил Бинкс. – Это для нашего музея?
– Да, я хотел её в наш музей отправить. Я бы дал за неё шиллингов пять, не больше – ответил Вилльямс; – Бог его знает, из каких таких соображений он просит за неё две гинеи[48]
. Этого я не могу понять. Совсем она никудышная, никакой жизни в ней нет, ни единой нормально нарисованной человеческой фигуры, ни единой чёрточки, способной сделать её хоть немного интереснее.– Такая работа, уж точно, двух гиней не стоит, – говорит Бинкс. – Хотя, на мой взгляд, не такая уж она и плохая. На ней, как мне кажется, очень хорошо передан лунный свет. И, по-моему, я все-таки вижу здесь какие-то фигурки. Или, по крайней мере, одну точно, впереди, на самом краю.
– Дай взгляну, – говорит Вилльямс. – Слушай, действительно, при правильном освещении, когда свет падает под определенным углом. – Так где, ты говоришь, находится эта фигура? – Всё, нашел! Вот она! На самом краю.
И действительно, на самом краю гравюры можно было разглядеть нечто большее чем просто кляксу, – это была голова не то мужчины, не то женщины, очень сильно закутанная во что-то, причем было видно, что человек стоит спиной к тому, кто смотрит на эту гравюру, и взгляд его устремлен на дом. Раньше Вилльямс этого не замечал.
– Ну, и, все равно, пусть даже она немного и лучше, чем мне показалось на первый взгляд, я не могу тратить казенные деньги на какую-то дрянь с изображением места, которое мне не знакомо.
Профессор Бинкс вспомнил, что у него есть еще кое-какие дела и вскоре ушел. Перед тем как идти в столовую Вилльямс предпринял очередную попытку определить место, изображенное на гравюре, которая в результате оказалась тщетной. Он думал: – Если в надписи потеряна только гласная перед сдвоенными согласными – ng, мне будет не трудно определить все слово. Нужно выбрать подходящее название из всего промежутка от Гастингли до Лэнгли. Но, кроме них еще очень много названий заканчивающихся точно таким же образом, о чем я даже и не подозревал. Только в этом дурацком справочнике нет списка окончаний.
Ужин в столовой колледжа был в семь часов. Поэтому лучше было не опаздывать. По крайней мере, там его ждали его сослуживцы, которые также как и они с Бинксом, играли в гольф в послеобеденное время, и те фразы, которыми они обменивались сидя за столом, имели отношение только к гольфу. Я постараюсь обо всем рассказать по порядку.
После ужина, я думаю час, а может быть и больше они провели там, что у них было принято называть комнатой отдыха. Позже, ближе к вечеру, Вилльямс и несколько его приятелей пошли к нему в его квартиру, там, а это я вам могу сказать с абсолютной точностью, они играли в вист[49]
и курили табак. Во время передышки Вилльямс, чтобы хоть как-то позабавить компанию, взял гравюру со стола и передал одному из своих приятелей, которого искусство не особенно и интересовало, при этом он сказал, откуда она у него, не забыв упомянуть и другие подробности, которые нам уже известны.Этот джентльмен с беспечным видом взял её, посмотрел, а потом говорит, но уже совсем другим тоном, по-видимому, она его заинтересовала:
– А ведь, и на самом деле, очень хорошая гравюра, Вилльямс, – она абсолютно точно передает эмоции и чувства романтического периода. На мой взгляд, художнику удалось удивительно тонко подобрать световую гамму. К тому же, и сам рисунок, хотя стоит сказать он немного гротескный, если даже не нелепый, все равно, производит глубокое впечатление.
– Вы действительно так думаете? – спросил Вилльямс, который как раз в этот момент был занят. Он готовил виски с содовой для всей компании и был не в состоянии пойти на другой конец комнаты для того, чтобы снова посмотреть на гравюру.