Рассказы о временах Меровингов

Между-тем, бывший турский граф, представляя из себя предусмотрительного вождя, знакомого с нечаянностями и военными хитростями, совершал переправу через Луару как-бы в боевом порядке. Чтобы лучше управлять движением и обозревать окрестность, он стал на переднем конце плота. Пленники находились на заднем, и стража занимала остальную часть помоста, так что весь паром был тяжело нагружен народом. Они уже переплыли средину реки, где от быстроты течения было не безопасно, как вдруг по необдуманному приказанию Левдаста, большая часть людей перешла на передний конец парома. Лодка, поддерживавшая его, погрузившись от тяжести, наполнилась водою; плот сильно покосился и многие из стоявших на этом конце потеряли равновесие и были сброшены в реку. Левдаст упал в нее первый и достиг берега вплавь, пока паром, частью потопленный, частью поддерживаемый другой лодкой, на которой оставались закованные пленники, с трудом приближался к пристани[403]

. Кроме этого случая, который едва не придал стихам Давида значения буквального пророчества, остальной путь от Тура до Суассона совершен был беспрепятственно и с возможной поспешностью.

Лишь только оба пленника были представлены Гильперику, проводник их употребил всевозможные старания возбудить против них гнев короля и вынудить у него, пока он не одумается, окончательный приговор и повеление предать их казни[404]

. Он чувствовал, что такой немедленный удар поставил бы турского епископа в чрезвычайно затруднительное положение и что король, попав однажды на путь насильственных жестокостей, не мог бы оставить его. Но расчеты и ожидания Левдаста не состоялись. — Гильперик, снова ослепленный обаянием, под влиянием которого протекла жизнь его, отступился от первых сомнений своих в верности Фредегонды и уже не обнаруживал прежней раздражительности. Он смотрел на это дело более спокойными глазами; хотел вести его медленно и даже поступать в исследовании фактов со всей точностью законника, на что имел особые притязания, наравне с желанием прослыть искусным стихотворцем, ценителем художеств и глубоким богословом.

Сама Фредегонда вооружилась в поступках своих всей своей силой и благоразумием. Она очень тонко рассудила, что лучшее средство для рассеяния в уме мужа всякой тени подозрения это казаться веселой и спокойною; играть роль знатной дамы не удостаивающей ни малейшим вниманием окончания этого судебного исследования. Это расположение духа, которое Левдаст не предвидел ни с той, ни с другой стороны, спасло пленникам жизнь. Им не только не причинили никакого зла, но даже, в исключительном порыве снисходительности, король обращался с ними гораздо лучше, нежели с под-диаконом, их обвинителем, и оставил их почти на свободе, только под присмотром судейских чиновников[405]

.

Надлежало захватить главного ответчика: но тут явились затруднения и нерешительность короля Гильперика. Некогда, в гонениях своих против епископа Претекстата, он был исполнен решимости и даже ожесточения[406]

; но Григорий не был обыкновенный епископ. Его слава и влияние распространялись по всей Галлии; в нем, так сказать, сосредоточивалось и олицетворялось нравственное могущество епископского сана. Насилие с таким противником было бы опасно и могло возбудить общее негодование, на которое Гильперик, в пылу гнева, может-быть, и не обратил бы внимания, но которого не смел презирать в хладнокровном расположении духа. И так, отказавшись от насилия, он помышлял только о том, как привести в действие одно из тех коварных, хотя несколько грубых соображений, которые столько ему нравились. Рассуждая сам с собой, он решил, что епископ, устрашавший его своей популярностью, мог также с своей стороны бояться королевского могущества и искать в бегстве спасения от страшных последствий обвинения в оскорблении величества. Эта мысль, казавшаяся ему блистательной, послужила основой плану его действий и содержанием тайных повелений, которые он тотчас же отдал. Он отправил их на имя герцога Берульфа, который, будучи облечен, по титулу своему, в звание наместника провинции, воеводствовал в Туре, в Пуатье и во многих других городах на юг от Лауры, завоеванных в последнее время нейстрийскими вождями[407]. По этим приказаниям Берульф должен был ехать в Тур, под предлогом осмотра оборонительных средств города. Ему было предписано выжидать, в полной готовности и в совершенной тайне, той минуты, когда Григорий открыто обличит себя какой либо попыткой к побегу и тем попадется в руки.