Рассказы о землепроходцах

Но трудно было холодами испугать казаков. Поставили зимовье, и зимовка прошла удачно, прибыльно добывали соболя, пока в апреле не подкрались к зимовью подошедшие сюда охотские тунгусы. Пришли они «в ночи войною и казачих коней побили и якуцких кобыл и коней побили же и якутов убили пять человек да служивого человека Третьяка Карпова убили, а двух человек ранили».

Нападение удалось отбить, страшнее оказалась потеря лошадей. Дальнейшее пребывание на Оймяконе становилось бессмысленным. Несколько дней угрюмо обдумывал что-то Михайло Стадухин, но недаром он был племянником оборотистого московского купца Василия Гусельникова, недаром шла о нем по сибирским острожкам слава. И теперь не захотел он с пустыми руками возвращаться в Якутск, решил переломить судьбу.

Весной казаки сделали коч и поплыли к устью Индигирки. Нигде не задерживались. Стадухин стремился до ледостава проникнуть на вновь открытую реку Алазею, слушок о которой уже дошел до него. В июле вышли в море и добрались до устья Алазеи, где, к своему удивлению, столкнулись с отрядом Дмитрия Зыряна.

Не всегда подобные столкновения казачьих отрядов заканчивались мирно. За десять лет до этого в низовьях Лены чуть было не вспыхнула настоящая война мангазейских казаков с енисейскими. И вот теперь ситуация повторялась.

Дмитрий Зырян, оставивший в начале лета Индигирский острог, приплыл сюда на двух кочах и поднялся вверх по реке до леса. Шесть дней шли туда по тундре казаки и там, у леса, поставили зимовье. И неужели он должен уступить таким трудом добытую реку удачливому Стадухину?

К счастью, от приходящих в зимовье юкагиров узнал Дмитрий Зырян о новой реке Колыме. «И сказывают они (юкагиры) про себя что де их бесчисленно — людей много... что волос на голове, а соболей де у них много, всякого зверя и рыбы в той реке много...»

Отряд Зыряна был слишком малочисленным, чтобы отважиться на плавание в Колыму, но, когда подошел на Алазею Стадухин, положение изменилось. Это, должно быть, и предопределило успех переговоров, которые вел Семен Дежнев с Дмитрием Зыряном. Летом 1643 года одиннадцать казаков — Михаил Стадухин, Семен Дежнев, Дмитрий Зырян, Фофанов, Шестаков, Гаврилов, Артемьев, Прокофьев, Немчинов, Федоров, Коновалов поплыли на новую неведомую реку.

В самом устье Колымы на протоке, называемой ныне Стадухинской, казаки поставили зимовье. Затем это зимовье было перенесено вверх по реке и стало называться Верхне-Колымском.

«Колыма-река велика есть, — рассказывал потом в Якутске Стадухин, — идет в море так же, что и Лена, под тот же ветер; и по той Колыме-реке живут колымские мужики...»

Стадухин не скупился на краски, расписывая вновь открытую реку. Он знал, что от этих рассказов зависит многое. Ведь именно так и шло тогда освоение Дальнего Востока...

Из трудных и дальних странствий израненные, обмороженные землепроходцы привозили вместе с «соболиной» казной и «скаски», которые сразу становились известными всем. Завороженно внимали им промышленные люди, собираясь в далекий путь.

В 1645 году после возвращения Стадухина в Якутск здешняя таможенная изба пропустила «за море» для торгу и промысла на Колыме более полутысячи человек, столько же ушло и летом следующего года, а в 1647 году в Нижне-Колымском и Верхне-Колымском зимовьях открылась первая ярмарка. Хлеб стоил здесь непомерно дорого — до десяти рублей за пуд, зато мехá — столь же непомерно дешево. Новые и новые толпы промышленников стекались сюда, и тесно становилось землепроходцам на обжитой уже реке. Снова пора было собираться в далекий путь, за новыми землями, за новыми «скасками».

Сказками прибывала тогда Русская земля...

Слухи

  1645 году в Нижнеколымске распространился слух о реке Погыче.

Подхваченный шатавшимися без дела казаками, этот слух обрастал легендами. Говорили уже, что и соболи-то на Погыче самые добрые — черные.

 Не мешкая, Стадухин поехал в Якутск, но слух обогнал его. Казалось, не люди, а ветер, шумящий в верхушках деревьев разносит слухи. Когда в 1646 году Стадухин добрался наконец до Якутского острога, Иван Ерастов собирал здесь экспедицию на далекую Погычу. Уже и воевода одобрил затею, начертав на росписи: «Взять к делу и переписать, всякие снасти готовить, а чево в казне нет, то велеть купить таможенному голове».

С трудом удалось Стадухину перехватить инициативу у Ивана Ерестова. Впрочем, и других конкурентов, желающих обогатиться в неведомых землях, было немало. Летом этого же года из устья Колымы пошли промышленные люди Есейка Мезенец и Семейка Пустозерец «на море гуляти в коче». Отважные мореплаватели дошли до Чаунской губы и попытались наладить меновую торговлю с местными чукчами. С грузом моржовых клыков вернулись они на Колыму.

Погычу промышленники не нашли, но «рыбий зуб», рассказы о необыкновенном обилии его подогревали ажиотаж, охвативший некоторых казаков. Сказочные богатства мерещились им впереди.

Догадка

  заветной реке Погыче думал и Семен Дежнев.

За эти годы он изменился, неизмеримо возрос в странствиях его землепроходческий опыт. Необыкновенно обострилось чувство пространства.