Рассказы, очерки, наброски, стихи (1885-1894)

Характер внесенных изменений дает основание предполагать, что Горького не удовлетворял стиль повести: многоречивая, обстоятельная манера изложения длинными фразами сложной конструкции и ироническая интонация, особенно четко выраженная в авторских отступлениях. Эти отступления содержат неверные и претенциозные рассуждения о жизни и людях. В смягченной форме ирония звучит и в сюжетном повествовании о героях — рассказ о подкинутом ребенке ведется в приподнятом тоне, причем «младенцу Павлу» приписываются переживания, явно несоответствующие его возрасту.

Отличие стиля повести от той формы повествования, которую автор предпочел бы через 15–20 лет, отчетливо выступает в изменении текста на первой странице: два больших начальных абзаца Горький заменил одной фразой, излагающей событие — завязку повести — предельно кратко и четко. На второй странице мы видим тоже большой вычерк — исключено ироническое рассуждение автора.

На следующих страницах правка не столь решительна. Сокращаются подробности, вычеркиваются повторы, лишние предлоги и союзы. Устраняются формулировки, придающие иронический «высокий стиль» повествованию — в частности, выражение «младенец Павел» теряет то первую, то вторую часть свою, а иногда полностью заменяется. В ряде случаев исключаются иностранные слова — «эпический тон», «маневр», наименование рваных пеленок костюмом, уподобление ребенка «истому фаталисту» (см. варианты).

«Горемыкой Павлом» Горький начал ряд своих «романов воспитания» — повествований о формировании человека в общественных условиях того времени. Павел — предшественник Ильи Лунева, Наталья — Веры из романа «Трое». Главный герой повести так же, как Фома Гордеев и Илья Лунев, — человек «темной души», но интересный тем, что он упорно и беззаветно хочет понять, как надо «строить жизнь».

ОБ ОДНОМ ПОЭТЕ

(Стр. 421)

Впервые, с большими цензурными изъятиями, напечатано в «Волжском вестнике» (Казань), 1894, № 163, 29 июня.

В Архиве А. М. Горького хранится вырезанный из газеты текст с авторской правкой чернилами и синим карандашом (ХПГ-42-2-1). Правка, по-видимому, сделана для третьего тома ДЧ₂, однако рассказ в это издание не вошел.

Печатается по тексту газетной вырезки, правленной автором, с восстановлением цензурных изъятий.

Рассказ написан, вероятно, в 1893 г.: вместе с «Местью», «Разговором по душе», «Мудрой редькой» он был отправлен автором Н. В. Рейнгардту в редакцию «Волжского вестника». По содержанию он примыкает к этим произведениям (см. выше примечания к произведению «О Чиже…»).

Е. Г. Бушканец разыскал в казанском архиве цензорские гранки рассказа. Цензор А. М. Осипов, просматривая текст перед публикацией в «Волжском вестнике», заменил в первой фразе слова «от голода» словами «от нужды», а также сделал следующие изъятия (выделенное курсивом зачеркнуто цензором):

Стр. 421, строки 16–17: грязной, животно радующейся тому, что с неба так много падает на ее спину солнца.

Стр. 422, строки 5–6: потому что жесток и сух был этот шум.

Стр. 423, строки 5–7: цвета нежные, яркие, возбуждающие радость святого духа жизни и увеличивающие мощь и славу его.

Стр. 424, строка 11: И жажда жизни исчезает. И нет святого подвига.

Стр. 424, строки 14–19: жаждут пристать к чему-либо Как коралловые острова — бесчувственны и сильны эти люди, хотя моллюски создали их, те моллюски, о которых они позабыли в гордыне своей силой. Я хочу обновить жизнь. Я хочу указать зависимость всех от каждого и родство всех со всеми.

Стр. 425, строки 5–7: толкали вперед. Пусть будет буря чувств и жажда истинной жизни дойдет до бешенства.

Стр. 425, строки 19–32: как удары. Их нужно бить; от этого у них будет тоньше кожа, тверже мускулы. О, поверь, оскорбления они скорее поймут, чем ласки, они так изощряются, оскорбляя самих себя и друг друга!.. Только страх погонит их вперед. Но они, эти люди, имеют проклятую

способность привыкать ко всему, и тот, кто любит их, не должен забывать об этом. Да, они умеют привыкать ~ но непременно иным.

Стр. 425, строки 37–41: не будут бояться тебя. Нет пощады тому, кто сам не знает пощады! Но можно простить его, когда он раскается.

— Это страшно! — сказал мой поэт. У него было нежное сердце.

Стр. 426, строки 1–2: — Это так. Нужно бить рабов — может быть, они озлятся и будут гражданами.

Стр. 426, строки 4–5: и все-таки остался груб, грязен и глуп, как и в детстве.