Маленькая фея наклонила головку на грудь, и ей показалось, что маленькая змейка ужалила ее в сердце… «Но ведь мать-то старушка уж была, и умерла ли она оттого, что я не послушалась ее, или оттого, что пришло время смерти, — едва ли знают это сестры!..» Зачем же они говорят так строго и теперь вот смеются над нею там, вверху, меж цветов? Или им оттого, что они сказали ей, стало легче? Что она им сделала дурное? Ничего! Ну, и пусть их остаются себе! Ей их не жалко, потому что они обидели ее, и лес ей больше не нравится.
Майя пошла по лесу к своему любимому буку и забралась в его густую пахучую листву, омытую дождем. Она смотрела в небо; там уже вспыхивали звезды, они были еще малы и тусклы, мигали так грустно; небо было печально; а лес, казалось ей, молчал укоризненно, сухо, сердито… Она была одна и заплакала:
Слезки из ее глаз падали на листок бука, с него — на другой, третий, потом на землю… и, когда она проснулась на другое утро, под буком из травы выглядывали анютины глазки, а со степи над лесом плыла песня:
«Вот он уже и поет! Как грустно звучит его голос сегодня! Отвечу ему…» — подумала она и запела:
— Эгой!!. — радостно неслось со степи.
А она продолжала:
И в две минуты она была уже у опушки.
Он кинулся к ней навстречу, и ей показалось, что от его поцелуя всё небо вспыхнуло мягким ярко-розовым огнем. Сладко это было!..
И снова зажили они. День за днем жизнь бежала, и, когда они привыкли друг к другу, им стало скучно. Чабану хотелось всё ходить то туда, то сюда, а у Майи ножки болели от этой ходьбы.
И меж ними легла однажды тень, незаметно для них. Всякий знает, как бывает это; что ж говорить много!
Раз они сидели рядом друг с другом и молчали. День был такой яркий, молодой, сильный. Степной богатырь был этот день! Им было грустно. Майя посмотрела в очи чабана и увидала, что темны они, эти очи, и черные брови над ними сурово сдвинулись.
— Что ж ты не скажешь мне ничего? — спросила она тихо и тихо стала играть его кудрями.
— А что бы сказать тебе? — двинул он плечами. — Сказал бы я тебе, что меня вон туда тянет, где так мглисто и мягко, вон в ту даль, где видно, что лучи солнца прямо на землю упали такими широкими лентами… Вот это я сказал бы тебе, да ведь ты не пойдешь со мной далеко; ножки заболят твои! Ну, а без тебя как же?
Он замолчал, и Майя молчала, печально понурив головку… А вот степь так разговаривала тысячью голосов сразу.
— Ну, и еще мог бы я тебе два-три слова сказать, коли бы ты не обиделась на меня за них.
Она ласково посмотрела на него.