Рассказы. Повести. Легенды

   Ни с кем более не прощаясь, Сергей Щукин накинул на себя пальто, надвинул на глаза мохнатую папаху и вышел, сказав, что идет в чайную. Девяткин глядел ему вслед. Он видел эту коренастую фигуру в мохнатой шапке, в коротком ватном пальто, в высоких сапогах, распахнувшую наотмашь левою рукою дверь в сени, и сейчас же эта дверь захлопнулась и навсегда отделила хозяина от его дома. Ни жена Девяткина, ни братик Федя не обратили внимания на все это, потому что он каждый день уходил в чайную на собрание, и только один Ларион Иванович понимал, в чем дело, но принужден был молчать, чтоб оправдать доверие.

   Наутро всем стало известно, что помощник начальника станции Смирнов пропустил поезд со всеми главными зачинщиками и они прямо от Москвы стремглав промчались в Фаустово под обстрелом из пулеметов войсковых частей.

   Машинист Ухтомский сам управлял паром и развивал такую скорость в самых опасных местах, что давление доводил до пределов взрыва котла. Жизнь главарей висела на волоске; этим риском он и спас всех их от неминуемой гибели. Когда помощник начальника станции Смирнов дал им благополучно промчаться мимо Люберец, то сам он и Щукин сели на первый попавшийся паровоз и поспешили им вслед, чтоб сообщить какую-то крайне важную местную новость.

   Щукин остался в Фаустове, а Смирнов вскоре вернулся на том же паровозе один. А во второй половине дня в Люберцы нагрянули солдаты Семеновского полка, присланные из Петербурга. Они остановили свой поезд за полторы версты и небольшими партиями, человек по десять, стали осторожно подходить с разных сторон к станции, не доверяя тишине. Навстречу им попались три человека, железнодорожные слесари.

   -- Стой! - загремела команда. - Руки вверх!

   Слесари подняли руки. У одного из них вывалился на рельсы старый, заржавленный револьвер, принятый им только что для починки.

   После обыска двоих отпустили, а третьему через минуту всадили в висок пулю, и он первою жертвой молча упал на рельсы, и первая кровь заалела в снегу.

   Группы солдат все подходили и подходили. Наконец, на станции образовалась войсковая часть с офицерами и командирами.

   -- Стой! Кто идет? - крикнул офицер, хватая за воротник человека в тужурке и в красной фуражке, переходившего рельсы.

   -- Помощник начальника станции, иду на дежурство по долгу службы.

   -- Фамилия?

   -- Смирнов.

   -- А!! Вас-то нам и нужно!

   Его отозвали в комнату и потребовали назвать всех поименно, кого он пропустил с поездом в Фаустово.

   -- Даем срок полчаса. Не назовете - расстрел!

   -- Поезд я пропустил, это верно, - отвечал Смирнов. - Но кто сидел в вагонах, разве я могу это знать?

   -- Имена! Имена! - заревели семеновцы. - Полный список всех удравших товарищей! Торопитесь.

   -- Я не могу их знать. Я не знаю.

   Тогда его подвели к каменной водокачке и приставили к лицу револьвер.

   -- В последний раз: имена!

   -- Я же не знаю, кто садился в Москве в вагоны. Мое дело - путь, а не лица.

   В ответ грянули три выстрела, один в лицо, другой в затылок, третий в висок.

   -- Мы пришли сюда не миловать, но карать. - подтвердил солдатам полковник. - Поэтому требую от вас верности, мужества и решительности.

   Он разделил своих солдат на отряды, одних отправил по левую сторону насыпи полотна обыскивать население, других - по правую сторону, а часть оставил при станции.

   -- Никому пощады! Арестованных не иметь! - напутствовал он солдат и офицеров. - Ни за какие поступки, ни за какие ошибки вы ответственны не будете, кроме как за пощаду. Крамолу и революцию нужно вырвать с корнем, раз и навсегда! Это наш долг перед царем и отечеством. В добрый путь! Ожидаю от вас успехов.

   -- Рады стараться, ваше высокоблагородие! - громко и твердо отвечали солдаты привычные слова, не разбираясь в существе даваемого обещания.

   И они пошли.

   У офицеров были поименные списки и фотографии дружинников и главарей, но почти никого из них они не заставали дома. Большинство успело скрыться, а оставшиеся захватывались, допрашивались и отпускались домой. Но, когда они отходили шагов на десять - двадцать, им в спину пускались залпы, и они падали. Раненых добивали штыками.

   С раннего вечера и до полуночи по селению бродили семеновцы с ружьями, штыками и револьверами, отыскивая дружинников и революционеров, сея вокруг себя ужас и смерть. То здесь, то там раздавались ружейные залпы; то слышались отдельные выстрелы, то какие-то страшные выкрики среди зловещей тишины. Иногда голосили бабы, вопили, рыдали - и либо залп, либо сухой револьверный выстрел был им ответом. События шли одно за другим с поразительной быстротой. В несколько часов все обыски были закончены. В станционную комнату приведено было человек двадцать, и никто из них не знал, что они арестованы и что их ожидает. Все думали, что их вызовут к офицерам и те выяснят нелепость их ареста. Но участь многих из них была уже решена.

   В дом Щукина также входили солдаты.

   -- Где здесь оружие? Сдавайте без разговоров!

   -- Нет здесь никакого оружия, - отвечала Девяткина. - И никогда не было.

   -- А ты сама кто такая?

   -- Я жилица, Девяткина.

   -- А ты кто такой? - спрашивали Лариона Ивановича.