Рассказы провинциального актера

Бродя по коридорам театра, знакомясь с труппой, Андрей был поражен: в театре были только  в з р о с л ы е  актеры! Его возраста, двадцати с хвостиком, набралось человек пять, и только при балетной труппе оперетты — ребята, пришедшие из уральской самодеятельности! Остальные — взрослые! После института это сбивало с толку, он не мог найти нужный тон в разговоре и первые дни казался мрачным и нелюдимым, еще не зная, что в театре каждый шаг на виду, и режиссеры и дирекция присматриваются к тебе даже тогда, когда, кажется, не обращают на тебя внимания — на что сгодится этот неоперившийся, несложившийся, да еще не растерявший столичной бравады?!

Вероятно, смотрины прошли успешно, потому что через несколько месяцев Андрей с трудом успевал с репетиции на репетицию и стал мечтать, чтобы в ближайшей постановке он не был занят, но то было через несколько месяцев, показавшихся годами, а пока…

Некоторые имена он уже запомнил и, когда к нему подошел щупленький, очкастый мужичок, Андрей вопросительно взглянул на него — этого «мужичка» он еще не знал..

— Давай знакомиться! — сказал подошедший и протянул широкую ладонь. — Егор Седов.

«Наверное, кто-то из рабочих сцены», — подумал Андрей, так не вязалась внешность говорящего с причастностью к актерской братии.

— Андрей… — и он замолчал, не зная, что говорить, не зная, как говорить.

— В какой гримерной дали столик? — спросил Егор.

— В конце коридора…

— Значит соседи… Идем туда..

«Чуть не вляпался! — ужаснулся Андрей, помня обидчивость своих однокурсников, когда на улице их принимали за кого угодно, только не за представителей племени волшебников: он же — Актер! Ну, дела! Что же он может играть с такой внешностью?»

Внешность действительно была не броской — щупленький, только руки и ноги крупные, ботинки носил сорок пятого размера и ходил странно, ходил, как дети, когда они подражают взрослым и идут, растягивая шаг и твердо печатая подошву об пол.

На его носу, узком и остром, сидели очки в тонкой металлической оправе, судя по выпуклости стекол — с большой диоптрией. Глаз из-за этих стекол не было видно.

В гримерной их столики оказались рядом.

Егор бесцеремонно, но коротко выспросил у Андрея: сколько лет? Откуда родом? Надолго ли? И главное:

— Случайно, не охотник?

— Не случайно — охотник! Отец с десяти брал на охоту… Под Можайском…

— Ружье взял?

— О чем разговор?

— Что у тебя?

— «Лефаше».

— Не знаю, — пожал он плечами, — посмотрим…

— Французское, дамасские стволы, удлиненное, вес полтора кг.

— Дамское?

— Может быть, но дальнобойное.

— Хорошо. Посмотрим. Идешь со мной?

— Когда?

— Завтра. На пристани в два буду ждать. Второй причал. Пойдем на лодке по озерам, а там дальше — ногами… Жду…

«Ничего себе, охотник!» — подумал Андрей, глядя вслед размашисто уходящему Егору, вспоминая его выпуклые очки.

И еще он пожалел, что не спросил, как называть его: по имени или по имени-отчеству, судя по внешности ему было далеко за тридцать, а в возрасте Андрея такие разрывы казались непреодолимыми временем.

Гостиница была рядом с театром и, бродя вокруг массивного здания, Андрей изучил дорогу во все точки небольшого города.

Дорогу к озеру он тоже знал: достаточно сразу за театром подняться в гору, перевалить ее и дальше вниз — прямой путь через железнодорожное полотно узкой каменистой тропой между валунов и редких сосен.

Егор еще говорил, чтоб одевался теплее, поэтому Андрей выпросил в костюмерной потертый ватник. Свитер, рюкзак, сапоги приготовил заранее, поставил будильник и не успел, казалось, прилечь, как будильник поднял его…

Он шел все быстрее, стараясь согреться, и проклинал себя в который уже раз за легкомыслие: согласился, хотя позвал его малознакомый и на вид малоприятный человек, да еще добираться до места охоты несколько часов, да еще погода!

Все было незнакомо — и город, и люди, и климат!

Через полчаса быстрой ходьбы и невеселых размышлений Андрей спустился по невзрачной тропе вниз к озеру, к лодочной станции.

Наверху увала, где он только что был, дул резкий ветер, и это нагнало еще большее уныние. Даже такое примитивное украшение, как иней, и то обманчиво в этом городе — внизу, как на новогодней елке, а на продувном увале, где только что он был, — ни искринки!

Холодные огромные валуны, каменистая тропа под ногами, чахлая жесткая трава, каменистые проплешины с худосочными соснами — вот и все украшение знаменитого Урала.

Возвращаться не хотелось, потому что холод и раздражение так взбаламутили его, что сна и в помине не было, да и гостиница не казалась райским уголком, куда тянет возвратиться — его номер был чист, пуст и неуютен.

Еще наверху, на увале, он услышал тихое позванивание, но не понял, что это, и только спустившись, разгадал, что в ясной морозной ночи так далеко слышны переговоры цепей, держащих лодки у пристани.

Подойдя ближе, он расслышал и хлюпанье воды под днищами приподнятых носов широченных плоскодонных лодок. Даже эти звуки, негромкие и однообразные, усугубляли его недовольство собой и всем миром, и никак не вдохновляли на охоту.

Он пошел вдоль берега.