Рассказы Рэмси Кэмпбелла

Увы, никакие мои слова не в силах передать, как я восхищаюсь Вашими шедеврами. Можно я просто выделю те моменты, что запомнились мне всего ярче? Ваша притча о Дагоне заключает в себе истину, на которую едва дерзнули намекнуть составители Библии; особенно же меня заинтриговали сны, которые рассказчик боится вспоминать при свете дня. Жертва Вашей кошмарной собаки утверждает: то, что с ним происходит, — это не сон; но английского читателя в моем лице рассказ наводит на мысль именно что о сне, порожденном банальным баскервильским расследованием Шерлока Холмса. Ваш рассказчик де ла Поэр видит сны наяву, но порождены ли эти грезы жуткой реальностью, или наоборот? Что до потомка африканского брачного союза, возможно, он никогда и не видит снов о собственной своей природе, потому что обезьянничает, подражая всем тем, кто считает, будто души у нас нет, в точности как у горилл. Но сильнее всего подчинила мое воображение Ваша гипнотическая повесть о Гипносе. Умоляю, откройте, что послужило ее источником? Может, это отголосок Ваших собственных переживаний?[57]

Не буду утомлять Вас рассказом о себе — наверняка у Вас и без того дел довольно. В человеческой игре я — всего лишь один из участников. Сколько бы я ни прожил в этой деревне, бредить о том, чтобы плодиться да размножаться под стать соседям, — это не по мне. Пока тело мое трудится за прилавком, дух уносится в беспредельность воображения. По крайней мере, сельская местность повсюду вокруг дарует уединение и хранит реликты прошлого, эти ключи к снам. Пожалуйста, примите мою бесконечную благодарность, мистер Лавкрафт, за то, что оживили мои сновидения. Если у Вас найдется минутка, чтобы подтвердить получение этого корявого послания, я скажу, что такое счастье мне и не снилось.

Имею честь оставаться, мистер Лавкрафт,

Вашим почтительным и покорным слугою,

Кэмерон Таддеус Нэш

Грей-Мэр-лейн, 7

Лонг-Бреди

Западный Дорсет

Великобритания

12 августа 1925 г.

Достопочтенный мистер Лавкрафт!

Мне страшно жаль, что Нью-Йорк оказался к Вам негостеприимен и что в довершение неприятностей Ваш дом еще и ограбили. Могу ли дать Вам совет: лучше задумайтесь о том, что все эти неудобства несущественны, пока фантазия свободна от оков. Ваше физическое бытие не имеет никакого значения, покуда не препятствует Вам видеть сны и сообщать их миру. Позвольте заверить Вас, что снам этим океан не преграда, и ныне они вдохновляют Вашего собрата по странствиям.

Я нимало не сомневался, что Ваши рассказы, кои мне посчастливилось прочесть, дали голос Вашим снам; сколь же отрадно сознавать, что таковы же и прочие Ваши повести. Но как можно этим шедеврам прозябать в дилетантских изданиях? Притом что тупая чернь их, конечно же, не поймет, Вам непременно нужно распространять свои видения как можно шире, чтобы и у других сновидцев была возможность однажды с ними соприкоснуться. От души надеюсь, для кого-то из собратьев наших рождественским подарком стала Ваша повесть о празднестве в некоем городе, в котором Вы никогда не бывали, иначе как во снах. Боюсь, чтобы получить хоть какое-то удовольствие от остального содержания этого выпуска, любому читателю с мозгами пришлось бы сперва здорово надраться. И почему о Вашем участии опять забывают написать большими буквами на обложке? Меня глубоко шокировало, что тот же номер, куда вошел Ваш рассказ о Гипносе, зачем-то разрекламировал сочинение Гудини[33]. Какой бестолковый редактор вздумал опубликовать эту нелепую египетскую бредятину? У Гудини хватает дерзости утверждать, что эта его история — не что иное, как пересказанный сон, но нас-то, истинных сновидцев, подобным шарлатанством не одурачишь. Думаю, он отродясь никаких снов не видел, слишком уж увлечен своими фокусами, которые есть не более чем ловкость рук[58].

Дерзну ли задать вопрос? Скажите, а Гипнос не в полной мере раскрывает ужасную подоплеку сна лишь потому, что Вы не считаете читателя готовым к таким откровениям, или же эта недосказанность проистекает из Вашей собственной осмотрительности? Лично я уверен, что в дальних пределах сна обретается первоисточник, природу которого не способно объять ни одно божество, придуманное человеком. Вероятно, какому-нибудь греческому мудрецу явился мимолетный отблеск этой истины, и он измыслил Гипноса как маску, дабы оградить и уберечь разум себе подобных. Но, мистер Лавкрафт, наш-то с Вами разум далеко превосходит жалкие умишки простых смертных, и наш долг перед самими собою — не устрашаться сновидения.