Рассказы с того света

Мама сидит, задумавшись. Вспоминает. Все эти женщины вспоминают людей, которые были в их жизни. Собравшись на берегу, они станут рассказывать о тех, кто уплыл далеко. Мама будет думать о тех, в память о ком она в годовщину смерти — йорцайт — зажигает поминальную свечу: своих родителях, всех своих братьях и сестре Фанни, а еще о родителях мужа и его брате, племяннице и маленькой внучке. Эта последняя смерть очень сильно ее подкосила. Когда мама зажигает эту большую — гореть она будет долго — свечу, рука ее дрожит.

— Я хочу, чтобы каждая из вас вознеслась — стала богиней, — заканчивает Сюзанна свое приветствие, — и вновь, как и прежде, пифией.

Мама ухмыляется. Из-за отсутствия некоторых зубов ухмылка получается проказливой. Потом, едва я начну ее перебивать, она будет в шутку говорить, предостерегающе поднимая палец: «Цыц! Я пифия».

Вдоль улицы выставлены канатные ограждения. Молодежь из оргкомитета готовится выступать в роли костылей, поводырей, ходунков, белых тросточек.

В «Касе» женщины сидят еще с сумочками: вышитыми бисером, кожаными через плечо, сделанными из кожзама; у одной такой к голубому кожзаму — коричневый кожаный ремешок. Мамина сумочка, как всегда, тяжеленная. Все эти дамские сумочки: и полотняный мешок, и сумочка на тонком ремне через плечо, и старомодный клатч — будут — точь-в-точь как кошки и собаки — терпеливо лежать и ждать своих хозяек.

На улице уже собрались фотографы и операторы. Среди них встречаются такие, которых зовут Ф. Глаз-Алмаз, Паша, Джакузи.

Кажется, эти женщины собрались на обычный прием в саду; они сидят и ждут указаний. Затем пифии и богини отодвигают стулья и готовятся на выход.

Они движутся под магнитофонную запись, заблаговременно подобранную Сюзанной Стоун, звукооператором. Шествуют под пронзительные крики чаек и надрывный вой сирен. Торжественно, в одиночку или парами, чеканят шаг в такт прибою. Того и гляди погрузятся в какой-нибудь ковчег и выйдут в море. И среди этого людского потока плывет моя мать.

Набрасываю в блокноте портреты участниц.

Колонну возглавляет белая женщина девяноста лет, ее алюминиевые ходунки блестят на солнце.

Женщины щурятся от яркого солнца, они стесняются, чувствуют себя не в своей тарелке.

Женщины с распухшими лодыжками, в толстых чулках.

Мексиканка на костылях в белом, отделанном атласом, подвенечном платье.

Белая женщина в большой соломенной шляпе.

Крошечная кособокая филиппинка в домашнем костюме и белой шляпке с узкими полями, проходя мимо, подмигнула мне.

Та женщина с венским акцентом, в красно-коричневом шарфике, который не дает съехать ее пучку, и в кружевном жилете нежных тонов.

Афроамериканка в большой шляпе с цветастой лентой вокруг тульи.

Еще одна женщина с немецким акцентом — светловолосая, коротко стриженная, в белых серьгах и вязаном шарфе.

Стайка японок: мамы и бабушки, все с иссиня-черными волосами.

Высокая белая дама в сетчатом жакете ведет за руку женщину пониже.

Камбоджийские монахини с бритыми головами и в белых тогах.

Афроамериканка в белом шарфе, белой соломенной шляпе, с белыми серьгами-обручами в ушах.

Белая женщина, обвешанная бусами из белого бисера.

Прически самые разные: и аккуратно уложенные волны, и кудряшки «мелким бесом».

Проходит мама. Она явно изумлена: это ж сколько местных набежало!

Мама беседует с шагающей с ней бок о бок приятельницей, миссис Клэр Литтл, бабушкой Сюзанны Лейси восьмидесяти семи лет.

— Чему они радуются? — спрашивает мама у миссис Литтл. — Чему аплодируют? А еще почему, скажите, миссис Литтл, эти люди плачут?

Я не успеваю расслышать, что та отвечает: женщины переходят улицу и одна за одной скрываются за выступом скалы. И вновь появляются лишь далеко внизу: идут, увязая в песке. Мама, как сомнамбула, медленно бредет по зыбучей почве туда, где ее ждут столик и заготовленные вопросы.

Одна женщина уже рассказывает свою историю, помогая себе жестами. Возле ее столика на песке сидит черная птица, слушает.

До чего неожиданно видеть на пляже старух! Мы привыкли, что пляж — пространство лоснящихся гладких тел, бикини, мускулистых атлетов. Множество старых женщин на фоне морского пейзажа — картина сюрреалистичная, необыкновенная.

В стороне от залива проходит тренировка по подводному плаванию. Инструктор с учениками, все в зеленых масках с трубками и резиновых черных костюмах для серфинга, кажутся чудищами, вылезшими со дна морского. Белые волосы женщин, расположившихся на пляжах А и В в Детской бухте, напоминают плавательные шапочки. В воздухе парит ослепительно белая чайка. Царит праздничная, прямо-таки свадебная атмосфера. Женщины оживленно переговариваются, кивают друг другу белыми головками-пионами, словно пышно распустившиеся цветы.

— Когда я сошла по лестнице, — позже рассказывала мне мама, — и увидела, как синий океан сливается с небом, я будто в рай попала.

Невдалеке вижу маму, но видеть ее такой непривычно. Не стоит у плиты. Не подает обед. Она улыбается и непринужденно общается с окружающими. До чего же редко выпадала ей такая возможность. Ее жесты по-актерски выразительны и отточены.