Рассказы старого лешего

К крыльцу подкатила тройка. Она сделала по широкому двору два круга, и только тогда удалось остановить горячих коней. Выходим с Варенькой на крыльцо, я беру ее под руку и помогаю сесть в сани. В груди у меня сердце прыгает от предчувствия того блаженства, которое ожидает меня на этих санях. Весь мир у меня начинает светлеть и перекрашиваться в ярко-розовый цвет. Какой прекрасный мир! Какие в нем все добрые, милые, красивые! Неправду говорят, что кучер Федор пьяница и в пьяном виде озорник. Смотрите, какое у него доброе, кроткое лицо! Садись, пиши с него Николая Угодника… А эти милые конюхи…

— Варюша, ты тепло ли одета? Я тебе плед принесла. Я, Варюша, хочу с вами покататься. Сани широкие, мы уместимся.

На крыльце стоит одетая в теплую шубу Софья Петровна. Горничная девушка Ульяша со строгим лицом помогает Софье Петровне сойти с лестницы и подсаживает ее в сани.

Трах! С треском лопнули все мои мечты, завяли и поникли надежды. Куда делся розовый цвет? Весь мир потускнел, посерел, покрылся паутиной. Выступили наружу все его дефекты, все язвы, уродства, обманы. Кучер Федор уж не кажется Николаем Угодником — просто грубая тупая морда. А Варенька исчезла, испарилась.

В середину сиденья села Софья Петровна. Варенька села с ее правой стороны, а мне… мне пришлось сесть с левой, и Варенька была от меня далеко — за горами, за морями, за дремучими лесами… «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», вот тебе поцелуи Варенькиной ручки! Крах, полный крах! Гибель надежды!

Меня уже не радуют ни лихие кони, ни малиновый звон колокольчиков, ни мелькающие мимо снежные поля, освещенные последними лучами солнца.

Колокольчик заливается, гремят и жужжат бубенцы. Комья снега летят над нашими головами, лепят нам в лицо, в грудь. Варенька закрывается муфтой, смеется и лукаво из-под собольей шапочки поглядывает на меня из-за грузной фигуры Софьи Петровны.

Тройка мчится, мелькают мимо крестьянские домики, корявые придорожные ивы, верстовые столбы. С лаем бросаются на нас деревенские шавки и, побрехав немного, скоро отстают от бешено мчащейся тройки. Федор стоя правит. «Эх, соколики!» Коренник, орловский рысак, идет полным ходом, швыряя снег в передок саней. Пристяжки, изогнувшись кольцом, мчатся карьером.

Сижу по левую руку Софьи Петровны и грустно думаю: «Вот будь тут со мной рядом Варенька, я бы говорил ей тихо, в самое розовое ушко, ощущая на губах прикосновение ее кудрей: вы прекрасная царевна, нет, вы Жар-птица, птица счастья, и я должен поймать вас и посадить в золотую клетку. Вы будете моя, моя! Я люблю вас…»

Сани нырнули в ухаб, накренились на левый бок, и Софья Петровна всем своим полновесным корпусом навалилась на меня. Со зла я подставил ей острый локоть.

Но вот я поймал ласковый взгляд Вареньки. Он долетел до меня из-за гор, морей и лесов, и я повеселел и покорился своей горькой участи. Ведь это никогда больше не повторится, никогда больше я не буду в зимний вечер мчаться на тройке в неведомую даль, никогда не будет сидеть со мной в санях такая милая, такая желанная… Смотри, смотри, и запомни, и радуйся тому, что ты молод, что можешь любить, увлекаться, что твои кудри еще не покрыл иней старости, твое сердце еще не заковал мороз.

Тройка остановилась у крыльца. От потных, разгоряченных коней валит пар.

— Ты, Федор, хорошенько выводи лошадей. Пусть Петр с ними походит.

— Нешто мы не знаем, Софья Петровна. Не извольте беспокоиться, все в полном порядке будет.

Мы входим в сени, осыпанные снегом, пропахнувшие морозным воздухом, полные впечатлений этой дивной поездки.

В столовой уже накрыт стол. Варенька, разрумяненная морозным ветром, садится против меня и старается не смотреть в мою сторону. Александр Иванович, очень довольный и своей тройкой, и тем, что доставил нам большое удовольствие, с аппетитом ест холодную индейку и какой-то необыкновенный соус в замазанном тестом горшочке.

После ужина все собрались в гостиной. Александр Иванович, как всегда, раскладывает гранд-пасьянс, дамы что-то вяжут. Я сижу в уголке и рисую старинную фарфоровую лампу на столике с вычурными ножками.

Варенька быстро встала и из своей комнаты принесла инкрустированную шкатулочку.

— Хотите посмотреть камушки? Это все мне муж надарил, чтобы я его хоть чуточку любила. Ха-ха-ха! Правда, за это можно полюбить?

И она стала вынимать из ларчика жемчужные ожерелья, кулоны, браслеты, кольца.

— А вы знаете, что эти камушки имеют колдовские свойства? Мне бабушка говорила: «Никогда, Барба, не носи изумруда — это страшные камни: они приносят беду». Я ей не поверила и носила кулон с громадным изумрудом. Я тогда была совсем юной, и я любила, страстно любила, и что же, я потеряла, все потеряла… Вот камушек простой, дешевый, а самый счастливый. — И Варенька вынула кругленький камушек бирюзы. — У меня есть горничная Феня, я считаю ее самой счастливой девушкой на свете. Она всегда веселая, всегда смеется. Даже завидно! У нее на пальце колечко с бирюзой, и она уверена, что оно приносит счастье.