...Конечно, страсть Безбородко к женщинам, причем, как правило, низкого пошиба, вызывала раздражение у императрицы. Она нередко выражала недовольство, не находя своего «фактотума» на рабочем месте и догадываясь, что именно послужило тому причиной. И хотя современники считали, что тертый калач Безбородко не позволяет всякого рода очаровательницам переступать определенной черты и отвлекать его от дел, Екатерина порой едва сдерживала гнев.
Так, в дворцовом журнале за 3 июля 1788 года имеется запись:
«Недовольны, что граф Безбородко на даче своей празднует, посылали сказать в его канцелярию, чтоб по приезде скорее пришел; он почти не показывается, а до него всякий час дело».
Вот это-то все и решало: «До него всякий час дело». Тут все прощалось, все забывалось, снова по поводу и без повода дарились огромные суммы, чтобы выручить этого миллионщика из долгов, куда его ввергали наглые обольстительницы.
Разумеется, от близких ему людей, от родни, которую Безбородко весьма почитал и пристраивал в Петербурге, он не раз слышал укоризны: зачем впадает в грех, почему бы ему, даже и в его летах, не жениться?
Но у Безбородко, вволю насмотревшегося на дворцовые нравы, была своя точка зрения на сей счет. Он ни от кого ее не скрывал и выражался очень определенно:
«Я для того люблю девок, что имею власть их перемещать, чего мужья с женами своими делать не могут, хотя и знают, что они б...»
Среди современников канцлера, .да и не только среди них, наверное, немало нашлось бы людей, которые в глубине души держались того же мнения, что и этот греховодник.
...Впрочем, у Безбородко при всех его слабостях и далеко не невинных увлечениях нельзя было отнять одного: он находил особое удовольствие для себя в том, чтобы облегчить жизнь менее удачливым людям.
В одном из залов его огромного дома ежедневно накрывались столы на сто персон. Здесь подавались завтраки, обеды и ужины, которыми утолить свой голод мог любой дворянин. Никакого приглашения не требовалось.
Сюда, как в общественную столовую, приходили люди, попавшие в тиски нелегких жизненных обстоятельств – дворянское звание от них не спасало. Так, один разорившийся помещик долгое время поддерживал свое существование тем, что ежедневно столовался у Безбородко. Кто-то из слуг, знавший про беды этого человека, рассказал о том Александру Андреевичу, и тот нашел способ помочь бедняге.
Безбородко всегда оставался в числе самых безотказных и щедрых жертвователей на общественные нужды и частным лицам – далеко не все даже весьма богатые вельможи шли на такие расходы.
Приветливость, радушие, особое расположение к человеку, кто бы он ни был, в характере канцлера не могут подвергаться сомнению – слишком много тому осталось свидетельств. Да, целомудрие и смирение не входили в число его добродетелей, но ему было свойственно особое великодушие. Вспоминали, что громадный дом вельможи напоминал вертеп – кто тут только не получал кров! Безусловно, особым покровительством хозяина пользовались земляки-малороссы: «Приемная его была постоянно наполнена ими, приезжавшими искать места и определять детей». Бывало, не выдержав натиска просителей, канцлер удирал по черной лестнице. Но и эта уловка хитрыми его сородичами была разгадана: сунувшись однажды в свою карету, Александр Андреевич увидел расположившегося там просителя и, по дороге во дворец узнав, в чем у него нужда, пообещал помощь.
«Другой раз, – читаем в «Старом Петербурге», – работая у себя в кабинете, Безбородко услышал в приемной комнате топанье ног и протяжное зеванье с разными переливами голоса; осторожно взглянув в полуотворенную дверь, он увидел толстого земляка с добродушной физиономией, явно соскучившегося в ожидании».
Вельможа улыбался, глядя из-за двери, как посетитель от нечего делать принялся ловить мух. Одна из них особенно заняла малоросса, и он долго гонялся за ней из угла в угол; улучив затем минуту, когда назойливое насекомое село на огромную вазу, охотник поспешно размахнулся и попал по ней рукой. Ваза слетела с пьедестала, загремела и разбилась вдребезги. Гость побледнел и растерялся, а Безбородко вышел в приемную и, ударив того по плечу, ласково спросил: «Чи поймав?»
...Годы шли, они отбирали физические силы, но не влияли на по-прежнему редкую работоспособность Безбородко, на его разум – быстрый, четкий, не дававший осечек. Лучшее свидетельство тому, что после кончины в 1796 году Екатерины ее сын, новый император Павел I, ненавидевший мать, отправил в отставку всех ее сподвижников – всех, кроме Безбородко. «Этот человек для меня – дар Божии», – говорил о нем государь. Последние два года своей жизни Безбородко официально руководил внешнеполитическим ведомством России.
И все-таки огромные служебные нагрузки вкупе с достаточно безалаберным существованием – только так и могла жить, невзирая ни на что, страстная, темпераментная натура Безбородко – давали о себе знать. Видимо, и сам он чувствовал, как быстро сокращается отпущенный ему земной срок, а потому стремился успеть сделать то, что считал обязательным.