Рассказы веера

...Смерть мужа настолько потрясла графиню, что казалось, возврата к нормальной жизни уже не будет никогда. Порой Варвара Петровна выглядела полубезумной: прислуга отводила глаза, когда несчастная женщина, ни во что не вдаваясь и никого не замечая, шаркающей походкой брела к домовой церкви, где в молитве проводила долгие часы.

Иногда вдове отказывали ноги, но она требовала, чтобы ее подвели к иконам, и тогда горничные, по воспоминаниям, вели свою госпожу под руки.

Крепкий организм Варвары Петровны, как видно, не сдавался: через некоторое время она окрепла и уже выходила из дома самостоятельно, каждый день совершая один и тот же маршрут – к склепу. Причем появлялась она здесь обычно в сумерки, когда утихали дневные звуки: пенье птиц, голоса работавших в парке людей.

Конечно, «о чудесах», которые, как выражались, «творила вдовствующая графиня Полье в этом гроте», знала вся округа. Быть может, совсем не со зла, а по привычке не слишком доверять затянувшимся вдовьим переживаниям над Варварой Петровной посмеивались.

Остались любопытные воспоминания М.Ф. Каменской, дочери известного художника и модельера Федора Толстого, напечатанные в «Историческом вестнике» за 1894 год. Летом она жила в Парголове на даче и, конечно, много слышала о «неутешной вдовице», как называли Варвару Петровну, намекая, что не слишком верят во все эти «страсти по почившему Адольфу». Нельзя не заметить и откровенной иронии, которой сдобрен рассказ Каменской, сам по себе, надо признать, весьма выразительный.

                                        

Так выглядит сегодня склеп Полье, вернее, это печальные остатки того великолепия, в который превратила Варвара Петровна последний приют своего второго супруга Адольфа Полье. От этого необычайного памятника любви и вечной скорби, чье описание сохранилось в старых бумагах, остался лишь чугунный вход в подземелье – настолько мощный и крепкий, что никакие вандалы не смогли с ним справиться.

«О чудесах, которые творила вдовствующая графиня Полье в этом гроте на первых порах своего неистового горя по боготворимому мужу, может быть, и не все знают, и мне хочется о них рассказать, потому что они очень забавны... Плиту над телом покойного мужа графиня всякий день убирала своими руками богатейшими цветами.

Но ей этого было мало: так как половину ночи она проводила в гроте, где было темно, ей хотелось украсить так могилу своего Адольфа, чтобы и ночью она поражала своею красотой.

И вот графиня придумала для этого такой способ: она стала приказывать деревенским девчонкам и мальчишкам собирать для нее светящихся червячков и, говорят, платила за них по пятиалтынному за штуку.

Нанесут ей их, бывало, тьму-тьмущую, а она, как только смеркается, этих светляков по всему гроту разбросает... И поползет живая иллюминация, переливаясь фосфорическим светом, по пальмам, розам и лилиям! А графиня сидит в гроте далеко за полночь, любуется этой картиной, обливается горючими слезами и со своим Адольфом разговаривает. ..

Наконец, видно, ей спать захочется, пойдет домой отдохнуть, и мальчишки, и девчонки караулят ее и, как только она уйдет, шасть в грот! И давай собирать своих червяков в баночки и коробочки, а наутро новеньких немного добавят и опять продадут графине.

И не одни ребятишки приглядывали за неутешной вдовицей; кроме них, каждую ночь забирались в грот какие-то шалопаи-студенты, прятались по темным уголкам и оттуда следили за каждым движением графини: как она то полежит на плите, то походит по гроту, плачет, рыдает, слезы свои собирает в богатый батистовый носовой платок.

Все это, должно быть, сначала очень забавляло шалунов-студентов, но скоро им надоело быть только наблюдателями: им самим захотелось принять участие в этой ночной трагикомедии.

Вот раз, перед приходом графини, один из них спрыгнул в склеп и притих, а другие задвинули за ним плиту и попрятались... Приходит графиня, как всегда плачет, рыдает и упрекает обожаемого супруга за то, что покинул ее одну на белом свете... И вдруг из недр земли страшный замогильный голос отвечает:

– Я здесь, я жду тебя, приди ко мне!..

Быстрее молнии улепетнула вдова из грота, студенты с громким хохотом убежали восвояси по Адольфовой аллее».

...Не только местные жители, но и светские знакомые к потере Варвары Петровны особого сочувствия не проявляли. Вот и Пушкин писал своей невесте Натали: «Графиня Полье почти сумасшедшая; она спит до шести часов вечера и никого не принимает».