Рассказы змеелова

Проводив взглядом стрекозу, я вынул удочки, чтобы проверить наживку: на маленьком крючке, не шевелясь, висела мертвая рыбешка не больше указательного пальца. Вот тебе и «добрый знак»! Когда и как она зацепилась, я даже не заметил. Для меня, опытного рыболова, такая «добыча» была равносильна оплеухе.

Я снял с крючка несчастную рыбешку, и хотел было ее выбросить в канал, но в последнюю секунду раздумал.

На второй удочке крючок был совершенно гол. Кто-то очень ловко и осторожно его «раздел».

Разрезав пойманную рыбешку пополам, я насадил половину на большой крючок, а на маленький — червяка.

Закинул лески и приготовился ждать.

Не прошло и пяти минут, как поплавок удочки с большим крючком плавно погрузился в воду. Мне показалось, что он просто потоплен течением. Такое бывает часто, когда закинешь леску слишком далеко от берега.

Через несколько секунд поплавок всплыл, слегка покачался и снова начал погружаться, хорошо видный сквозь небольшой слой воды. Потом медленно поплыл против течения. Я взялся за удилище, чтобы ближе к берегу подтянуть леску. Приподнял удилище, и в тот же миг леска натянулась, как струна. Мне почудилось, что мой крючок зацепился за что-то на дне канала и теперь его вряд ли отцепишь. Как на грех я не взял запасного!..

Пока я так размышлял, леску мою отпустило, и поплавок снова всплыл. Потом резко, как при хорошем клеве, погрузился в воду, и так рвануло удилище, что я с верхнего уступа упал на нижний. Ноги мои оказались в воде. Только теперь до меня дошло, что попалось что-то крупное.

— Олег! — крикнул я не своим голосом, — на помощь!

— Бегу! Держись! — отозвался Лобанов, продираясь сквозь камыш. Он взялся за леску и стал осторожно выбирать ее из воды. В это время недалеко от берега вскинулся кверху высокий пенистый бурун.

— Ух, дьявол! Силен! — воскликнул Олег, отпустив леску. — Только бы крючок не сорвал… А там уж не уйдет!

С большой осторожностью мы вытащили нашу добычу. Это был килограммов на семь соменок. Еще немного, и он сорвался бы. Из губы соменка мы без труда извлекли разогнувшийся крючок.

Друзья поздравили меня с большим успехом. Их улов был гораздо скромнее: небольшие сазанчики, усачи, маринки.

Стало смеркаться, и мы решили, что пора приступать к приготовлению ухи.

Олег Лобанов и Ораз Сопиев взяли на себя потрошение рыбы, а я занялся костром. Разжигая костер, я случайно обратил внимание на легкую тень, мелькнувшую на шоссе, над которым возвышалась береговая насыпь. Продвинувшись на метр-два к берегу канала, тень остановилась.

«Наверно, кошка или собака, — подумал я. — Шакал вряд ли придет».

Об увиденном я сказал друзьям.

— Держу пари, что это не кошка и не собака, — негромко произнес Ораз.

— А кто же? Может, волк? — спросил Лобанов. — Жаль, ружья нет, а то бы пугнул.

— И не волк, — спокойно возразил Ораз. — Однако не будем гадать, лучше помолчим и посмотрим, что будет делать дальше этот загадочный зверь.

После короткой остановки «загадочный зверь» двинулся к берегу, покрутился там, опустив голову. Потом в несколько прыжков взобрался на самый верх песчаной насыпи и оттуда, словно с наблюдательного пункта, уставился на нас. На желто-зеленом фоне догорающего заката мы увидели четкий силуэт зверя и песчаного гребня, на котором он сидел. У зверя был пушистый хвост, острая мордочка и небольшие стоячие уши.

Это была лиса-караганка. Со скучающим видом она взирала на нас, как бы говоря: «Эх, братцы, и надоели же вы мне! Убирались бы отсюда поскорее»…

— Вот видите, — сказал Олег Павлович, усердно занимаясь чисткой рыбы, — что означает вода в пустыне. Все тянутся к ней: человек, зверь, птицы, деревья, трава. Вот и эта Патрикеевна примчалась не иначе, как утолить жажду после сытного ужина.

— А по-моему, наоборот, — ответил Сопиев, — пришла поесть. Причем, я уверен, что это не первый ее визит на берег канала. Здесь бывают люди и оставляют часть своих съестных припасов: колбасу, хлеб, мясо, консервы. Приходит эта лисица и поедает остатки людского пиршества. Вот и сейчас она ждет не дождется, когда мы отсюда уедем.

— Стало, быть, опыт у нее есть? — произнес Олег, разрезая рыбу.

— Безусловно!

— Н-да… В двадцатом веке и зверь какой-то другой пошел, более общительный что ли? — пробасил Лобанов. — Не то что раньше. Раньше эту Патрикеевну днем с огнем не нашел бы. А теперь…

— Если захочешь есть, поневоле будешь общительным, — в тон Олегу ответил Сопиев.

Вечерний сумрак сгущался все больше. Песчаный гребень и сидевшая на нем лиса-караганка незаметно исчезли, словно растворились в ночной темноте. Сквозь черноту неба пробились звезды невиданной яркости и чистоты. Их отражения расплывчатыми пятнами дрожали на темной, бесшумно скользившей воде. Изредка тишину нарушал резкий всплеск разыгравшейся рыбы да откуда-то издалека доносился ленивый собачий лай.

Когда костер разгорелся, мы поставили на него треногу, на треногу — кастрюлю, а в кастрюлю сложили рыбу, картофель, лук, лавровый лист. Воды налили немного, с таким расчетом, чтобы уха получилась как можно гуще.