Расследование

– Я сильно испугался. Я ведь не мог, не мог испортить жизнь Крэнфилду, только чтобы спасти свою собственную. Это было бы бесчестно... Я бы просто не смог спокойно жить после этого... Если бы не было доказательства его вины... Я не находил себе места... Потерял аппетит, сон...

– Почему вы не попросили освободить вас от участия в расследовании?

– Потому что... он сказал мне совершенно четко: если я уклонюсь, это будет практически то же самое, что и оправдание Крэнфилда... Поэтому мне пришлось взяться за все это... в надежде, что появятся неоспоримые улики.

– Что не заставило долго ждать, – сухо продолжил Ферт. – На ваше счастье.

– О!.. – Снова в голосе боль и мука. –

Я не понял... что конверт прислал тот, кто меня шантажировал... Я как-то не задавался вопросом, откуда это. Это было... Это было даром небес, избавлением от самых невыносимых... Я не выяснял происхождение конверта. Я сразу поверил в то, что в нем оказалось... Я благодарил обстоятельства...

Конверт пришел за четыре дня до расследования. А Гоуэри неделю провел в терзаниях.

– Когда у вас возникли сомнения? – спокойно спросил Ферт.

– Только потом... Не сразу. Когда Хьюз появился на балу. Вы сказали, что он уверен: все подстроено, и намерен выяснить, кто за этим стоит... Он прямо спросил меня, кто послал к нему Оукли... Уайкем, это было ужасно. Я только тогда понял, что натворил... Где-то в глубине души я все понимал, но никак не мог признаться в этом даже самому себе. Я отгонял от себя сомнения. Они должны были быть виновными...

Воцарилась очередная длинная пауза. Затем Гоуэри сказал:

– Вы проконтролируете... отмену дисквалификации?

– Да, –

сказал Ферт.

– Я подам в отставку. – В его голосе было отчаяние.

– Как член Дисциплинарного комитета – да, – сказал Ферт. – Насчет всего остального будет видно.

– Вы думаете, что шантажист... предаст все огласке, если Крэнфилд получит назад лицензию?

– Это не поможет ему...

– Но...

– К тому же на вашей стороне закон...

– Закон тут не самая надежная защита.

– Что же у него на вас имеется?

– Я... я... я... Боже!

Запись прекратилась на том самом месте, где связная речь перешла в набор отдельных слов и всхлипов.

– Я прекратил запись, – сказал Ферт. – С ним случилась самая настоящая истерика. Это уже нельзя было записывать.

– Понятно.

– Он сообщил мне, что именно знает про него шантажист. В принципе, я готов поделиться с вами и этой информацией, хотя Гоуэри очень этого бы не хотелось. Но это не должно пойти дальше вас.

– Я не буду никому рассказывать, – пообещал я.

– Он рассказал мне, – Ферт презрительно наморщил нос, – что он подвержен неким порочным сексуальным наклонностям. Учтите, он не гомосексуалист. Впрочем, это было бы даже лучше. В наши дни это уже не является предметом шантажа. Оказалось, он член своеобразного клуба, где собираются любители острых ощущений, которых объединяет страсть к... – Он смущенно замолчал.

– К чему же? – как можно равнодушней проговорил я.

– К флагеллации. – Он нарочно воспользовался редким книжным словом, словно лишь оно не могло запачкать того, кто его произносил.

– А-а, – протянул я. – Старая забава.

– То есть?