Расследование

Грейс дернулась. Нож впился в кожу Роберты. Та вскрикнула. Я застыл на месте, пытаясь телепатически внушить Грейс не ударяться в панику, не бросаться в пропасть, сохранить остатки здравого смысла.

Еще немного, и она начнет колоть и резать все, что ни попадется под руку.

– Сидите и не двигайтесь, – сказал я Роберте прерывающимся голосом. Она посмотрела на меня глазами, в которых застыл ужас, и сделала все, чтобы выполнить мою просьбу.

Грейс по-птичьи дергала головой. Острие ножа касалось шеи Роберты. Другой рукой Грейс держала ее за плечо. По шее Роберты стекала струйка крови и расплывалась пятном по белому свитеру.

Никто не поспешил на помощь матери Роберты. Я не смел даже взглянуть на нее, потому что это означало отвести взгляд от Грейс.

– Подойдите сюда, – приказала мне Грейс. – Ближе!

Голос у нее был хриплый – она говорила скорее громким шепотом. И хотя она смотрела на мое приближение взглядом, в котором отчетливо проступало желание убивать, я был благодарен ей за то, что она все еще могла говорить, думать, помнить о намеченной цели.

Уже почти совсем приблизившись, я стал думать, как увернуться от ножа: я не мог ни отскочить, ни даже согнуть колени, да и руки у меня были заняты костылями. Впрочем, не поздно ли я забеспокоился? Последний шаг я сделал чуть короче, чтобы ей нужно было самой двинуться в мою сторону, и в то же время стал потихоньку высвобождать правую руку из костыля.

Грейс слегка поторопилась. Она ударила, целясь мне в горло, и хотя мне удалось увернуться на необходимые два дюйма, лезвие задело воротник пиджака. Я взметнул правую руку с костылем, ударив ее как раз тогда, когда она пыталась начать второй заход.

Краем глаза я видел, как Роберта вырвалась из объятий и стала отползать от стула.

– Убью! – пробормотала Грейс сквозь зубы. Слова пробивались неотчетливо, но насчет их смысла сомнений быть не могло. Грейс не думала о самозащите. Она вообще больше ни о чем не думала. Ее сжигало одно всепоглощающее желание.

Я выставил левый костыль наподобие шеста, чтобы отпихнуть ее. Она обогнула его и зашла сбоку, намереваясь всадить нож мне под ребра. Пытаясь уйти от удара, я потерял равновесие и споткнулся, опустившись на одно колено, а она оказалась надо мной с ножом в занесенной руке – точъ-в-точь жрец, собирающийся совершить жертвоприношение.

Один костыль я отбросил. Против ножа голыми руками не пойдешь. Я подумал, не заехать ли ей в физиономию вторым костылем, но тот запутался в ножках кресла.

Грейс опустила руку. В этот же момент я упал на пол, и нож, догоняя меня, потерял свою стремительность, сделал мне еще одну дырку в пиджаке.

Грейс опустилась возле меня на колени и снова занесла нож. Откуда ни возьмись возник мой первый костыль и, просвистев в воздухе, ударил ее по руке, в которой она держала нож. Грейс зашипела как змея. Нож упал, задев острием мой гипс. Грейс обернулась посмотреть, кто ее ударил, и выставила обе руки перед собой, чтобы отбить новую атаку Роберты.

Она ухватилась за костыль, которым орудовала Роберта, и потянула его к себе. Я изо всех сил изловчился перевернуться на полу и, ухватив нож за рукоятку, отшвырнул его через открытую дверь в холл.

Грейс оказалась посильнее Роберты. И даже посильней меня. В ней бушевала неистовая сила безумия. Я приподнялся на левое колено и обхватил ее сзади за грудь, пытаясь прижать ее руки к бокам. Она стала трясти меня, как мешок с пухом, силясь встать на ноги.

Ей это удалось, но заодно она подняла и меня с гипсовым довеском. Грейс видела, куда упал нож. Она двинулась в том направлении, волоча меня, присосавшегося к ней, словно гигантская пиявка.

– Возьмите нож и бегите на конюшню, – удалось прокричать мне Роберте.

Ну что за девушка! Она кинулась к ножу, подобрала его и бросилась из дома.

Грейс кричала что-то нечленораздельное, пытаясь разжать мои пальцы, впившиеся в ее тощие ребра. Я вцепился в нее мертвой хваткой, и когда она поняла, что пальцы ей не разжать, стала щипать мне запястья с дикой зверской злобой.

Волосы, которые она обычно носила в пучке на затылке, теперь рассыпались и лезли мне в лицо, все больше и больше заслоняя от меня происходящее. Я только понимал, что она по-прежнему рвется к двери, находясь в жутком неистовстве, бормоча какие-то бессвязные слова, перемежаемые дикими вскриками.

Она дотащила меня до дверей, где попыталась избавиться от ноши, принявшись колотить мною о косяк. Она трудилась не за страх, а за совесть, и наконец ей удалось свалить меня. Когда я сполз на пол, она быстро обернулась ко мне, протянув к моей шее руки с растопыренными пальцами. Ее лицо было багровым, зрачки неистово расширены, рот оскален. В жизни не видел более жуткого лица. Я и не подозревал, что человек может выглядеть таким чудовищем. Я впервые видел человека, одержимого манией убивать.