Расследование доктора Данилова

— Ну не знаю… — Данилов развел руками. — По мне так не повод для увольнения. Пойдем дальше? Пятое — у Ирины Константиновны ничего не пропадало, а пропафенона в отделении, насколько мне известно, вообще нет.

— Если у нас нет пропафенона, то это еще не означает, что его нет в других отделениях, — упрямился Кошелев. — Может она выпросила его в кардиореанимации и остальные препараты тоже оттуда? Вы можете думать все, что угодно, но я считаю, что Веру с Надеждой обидели незаслуженно. Признаюсь честно — после этого случая мне стало некомфортно здесь работать. А ну как завтра меня в чем-то обвинят?!

— Есть в чем? — улыбнулся Данилов.

Кошелев шутки не понял — насупился и демонстративно уставился в окно, за которым не было ничего интересного, только два голых деревца и соседний корпус.

— Я здесь человек новый, многого не знаю, — примирительным тоном сказал Данилов, — но Денис Альбертович произвел на меня хорошее впечатление. Я не думаю, что он бы стал обвинять кого-то из сотрудников, не имея для этого достаточно оснований.

— Вот не надо меня «лечить»! — взвился Кошелев. — У меня своя голова на плечах есть, с глазами и мозгами! Я здесь работаю дольше вашего и уже успел разобраться, что к чему! Хлебнул, можно сказать, полной ложкой! Вам-то что? Вы — совместитель, к тому же — доцент кафедры! К вам отношение особое, не свинское! А мне, например, отпуск с сентября на август перенести отказались, а как дежурства переносить — так это запросто. Даже не спрашивают, могу ли я выйти или нет. Приходит в ординаторскую Кобра и говорит: «В графике изменения, распишитесь». Ставит перед фактом…

— А кто такая Кобра? — не понял Данилов.

— Ирина Константиновна, старшая медсестра, — пояснил Кошелев, кривя губы. — Вы не смотрите, что она такая вся из себя мисюсюпочная… Та еще змея!

«Ну да, — усмехнулся про себя Данилов. — Все вокруг змеи-сволочи, один ты хороший и несчастный…».

Охота к общению с напарником полностью улетучилась. Неприятный человек, а ведь поначалу показался вполне себе неплохим. Данилов вышел из ординаторской, прошелся по отделению и только успел подумать: «хорошо, когда спокойно», как заверещал один из мониторов. Сорокапятилетняя женщина с двусторонней пневмонией, которую позавчера перевели из терапевтического отделения, выдала остановку сердца. Пациентка была кошелевской, но в подобных ситуациях не принято делиться «это — твое, а это — мое». Данилов подбежал к ней первым, стукнул кулаком по груди, а следом уже прибежали Кошелев и обе медсестры.

Все было точно так же, как в прошлую субботу с Иголушкиным — много усилий и нулевой результат. Констатировав смерть, Кошелев пришел в ординаторскую, рухнул на диван и вполголоса выругался матом, точнее — не просто выругался, а выдал сложнейшую матерную конструкцию, в которой каждое действие вытекало из предыдущего. Данилов тем временем пролистал историю болезни умершей. Он познакомился с ней утром, во время совместного обхода отделения и зачислил ее в полностью стабильные. Перевели из терапии из-за нарастающей одышки, в реанимационном отделении состояние стабилизировалось, дышала самостоятельно, в принципе можно было вернуть в терапию и сегодня, но решили оставить до понедельника, тем более, что в отделении были свободные койки, а больничная администрация крайне болезненно реагирует на неполную загруженность реанимационных отделений, ведь реанимационная койка — самая дорогая.

В анамнезе — хронический гастрит и аппендэктомия.[33] Вредные привычки отрицает. Пневмонией заболела после того, как ее машина упала в Яузу на Русаковской набережной. Температура утром была тридцать семь с половиной градусов. Давление — сто десять на семьдесят. Пульс — восемьдесят ударов в минуту. Назначенное лечение переносила хорошо… Вот с чего бы ее сердцу останавливаться?

В реанимационном отделении отменили назначенные прежде антибиотики ввиду их малой эффективности и начали лечить пациентку цефотаксимом, по одному грамму трижды в день внутривенно. Цефотаксим, как и подавляющее большинство его «родственников» из группы цефалоспоринов, при внутримышечном введении вызывает выраженные болевые ощущения, ввиду чего его смешивают с обезболивающим лидокаином. Но раз уж человек лежит в реанимации и в вене у него установлен катетер, то проще вводить цефотаксим внутривенно. Медсестра Оксана сказала, что буквально за пять минут до остановки сердца она ввела пациентке очередную дозу антибиотика. При трехкратных инъекциях первую дозу вводят около восьми часов утра, вторую — в районе шестнадцати часов, а третью — около полуночи. Оксана клялась, что она сделала все, как положено — растворила один грамм порошка в пяти миллилитрах воды для инъекций и медленно, растянув инъекцию не менее, чем на три минуты, ввела в вену. Пациентка в этот момент была в сознании и сетовала на то, что в реанимации не разрешают пользоваться мобильными телефонами.