Расследование смерти мадам Бовари

Чуть позже Реми вернулся еще раз осмотреть следы. Вечерний мороз сделал их еще четче. Молодой полицейский направил свою лошадь прямо по ним. Через несколько сотен метров Реми оказался на задворках усадьбы Юшет — рядом с хозяйственными постройками. На псарне залаяли собаки. Из хозяйского дома вышел Жирар и замер, приглядываясь. Немного погодя он снова скрылся внутри.

Солнце уже садилось, наступала ночь. Большие деревья, окружавшие Юшет, принимали в темноте причудливые очертания. Добравшись наконец до теплой и светлой гостиницы, Реми вздохнул с облегчением.

* * *

Бовари чувствовал себя лучше. Покинув дом аптекаря, он вернулся к себе, где уже хозяйничала его мать, донимавшая бедную Фелисите противоречивыми приказаниями. Видимо, бедолаге никогда не избавиться от влияния женщин. Всегда находилась какая-нибудь женщина, которая желала командовать им.

Когда к нему пожаловал Реми, они стали вместе искать письмо Эммы.

— Но ведь оно же было! — повторял Бовари в отчаянии. — Оно было адресовано мне и находилось в секретере, куда она складывала все свои письма. Я вскрыл его при Омэ и прочитал ему вслух. Я помню, оно начиналось словами: «Пусть никого не винят…», и еще она говорила, что добровольно приняла мышьяк.

Потом Бовари куда-то сунул письмо. Возможно даже, в своем полубезумном состоянии он бросил листок в огонь.

— Вы в этом уверены? Был ли в тот вечер разожжен камин? Кто его разжег? Эмма? Служанка? Вы? — допытывался Реми.

Странно, но вопрос, казалось, застал Бовари врасплох.

— Да, огонь был. По крайней мере, мне так кажется, — пробормотал он, поразмыслив, словно сам себя проверял. Он удивился: как Реми мог сомневаться в его чистосердечии?

Письмо они так и не нашли. В самом деле, было странно, что столь важный документ таинственно исчез. Если бы его нашли, то сняли бы все предположения, а следствие, которое так сильно встревожило Ионвиль, прекратили бы. Не выдумал ли Шарль это письмо? Не прочитал ли он Омэ заготовленный заранее текст, чтобы снять с себя подозрения? Эти подозрения были очень серьезными. До сего момента у Шарля была репутация простодушного слепца, ни в чем не повинного. Казалось, если бы он знал, что Эмма умирала, предав его, то он полюбил бы ее еще больше. Он выглядел ранимым, наивным и трогательным, как мальчик Кроме того, она носила его ребенка: неужели, убивая ее, Шарль приговорил к смерти и это невинное существо?

И все же… Что Реми и дʼЭрвиль точно знали о Шарле? Ведь они видели его в коллеже лишь на протяжении нескольких месяцев, когда им было по пятнадцать лет. В классе он был безмолвной жертвой, над которой все насмехались, и безропотно сносил самые гнусные оскорбления. Что он представлял из себя на самом деле? Лерё говорил, что при первой жене Бовари имел связь с юной Эммой. Не странно ли, что несчастная вдова Дюбюк умерла именно тогда, когда девушка стала прикидываться беременной, и Бовари понадобилось узаконить свою связь с ней? Кроме того, по словам Лерё, у первой жены перед смертью были те же симптомы, что и у Эммы. Как при отравлении мышьяком.

Реми был в полной растерянности. Иногда ему приходилось сомневаться в том, что из него получится хороший полицейский…

Расследование не продвигалось, и, вероятно, этот факт радовал Делевуа, который до сих пор оставался в Руане. Тем временем Реми регулярно встречался с Бурнизьеном, Омэ, Бине, Лерё, Родольфом, Лестибудуа, Гильоменом, Тювашем и даже Фелисите. Торопливые приветствия, обсуждения погоды… Лица жителей Ионвиля были невозмутимо спокойны. Однако не скрывали ли они чего-нибудь?

Со времени отъезда патрона Реми почти нечего было делать. Благоприятная ситуация для того, чтобы совершать глупости и мечтать…

* * *

Однажды ночью ему приснился странный сон. Она была жива, и он держал ее в своих объятиях. Он проник в тайну ее несчастья, любил ее и спасал.

Затем он проснулся и вспомнил, что она умерла.

В следующую ночь он увидел другой сон (но был ли это на самом деле сон?). Он вернулся вечером после одной из прогулок на лошади и отдыхал в большой зале «Золотого льва», где находился его штаб и где теперь, в этот обычно оживленный час, почему-то не было ни посетителей, ни работников. Вдруг входная дверь приоткрылась, и из-за нее выглянул Ипполит. Он держал в руке фонарь, и вид у него был растерянный. Увидев, что Реми один, он подал ему знак следовать за ним.

— Что ты хочешь, Ипполит? Войди.

Но тот не хотел входить и продолжал звать с собой. Тогда Реми поднялся и, не одеваясь, пошел за ним. На улице была глубокая ночь.

— Твоя лошадь еще не расседлана, — сказал Ипполит (по какому это праву он «тыкал»?!), — садись на нее и следуй за мной. — И парень спешно захромал по снегу перед ним.

Реми послушался. Несмотря на протез, Ипполит передвигался удивительно проворно. Он ловко обходил сугробы и наледи, тогда как кляча Реми едва-едва плелась следом. Они поднялись по той самой дороге, по которой полицейские прибыли в Ионвиль, — она выходила на руанский тракт. На перекрестке Ипполит остановился и задул фонарь.