Расследователь: Предложение крымского премьера

Андрей снял пиджак, и чья-то рука тут же его подхватила. Рука была ухоженной, почти женской. Обнорский стал закатывать рукав рубашки.

— Это ни к чему, — сказал доктор.

— Сквозь рубаху колоть будете?

— Совсем колоть не будем, молодой человек… Вы что себе вообразили — «сыворотка правды» и прочее? Глупости. У нас есть средство получше — наш старый друг Полиграф Полиграфыч. Не знакомы?

Детектор лжи, понял Обнорский, ответил:

— Нет, не знаком.

— Ну что же? Сейчас и познакомитесь, — почти добродушно сказал доктор или кто он там был на самом деле. — Встаньте, пожалуйста… Мне неудобно крепить датчики.

Андрей встал.

— Поднимите руки… Вот так… хорошо.

Грудь Обнорского охватила эластичная широкая лента с отходящими от нее проводами.

— Не туго? — поинтересовался доктор заботливо.

— Нет.

— Замечательно. Знаете, что это такое? Руки, кстати, можете опустить.

Андрей опустил руки, пожал плечами.

— Это датчики дыхания — верхнего и нижнего. Они «слушают», как изменяется ваше дыхание, когда вы волнуетесь. А волнуется человек, когда лжет. Он сам не замечает этого, а датчик замечает… Так, теперь под ножки стула подложим «треморы». Это, голубчик, датчики двигательной активности… Они расскажут нам, в какой именно момент ваши мышцы начинают непроизвольно сокращаться… Кстати, вы можете сесть.

Андрей сел на стул. Доктор продолжал что-то болтать. У Обнорского появилось желание взять его за горло и… Нельзя! Кроме доктора, есть еще Николай с пистолетом и двое гоблинов с дубинками. Плюс Николай Николаич, которого даже не ощущаешь за спиной… А в холодной сидит Родя, прикованный к кровати. Нельзя!

***

Обломок трехгранного напильника похож на штык. Им можно выцарапывать надписи по кирпичу… Но можно сделать и кое-что еще. Родион не сразу сообразил, что именно можно сделать обломком напильника — он был слишком ошеломлен предсмертным письмом Георгия Горделадзе. Он сидел и вертел в руках этот обломок — грубый ржавый трехгранный кусок металла длиной около пятнадцати сантиметров… Вот чем написал журналист Горделадзе свое последнее послание.

— Последнее, — повторил Родион, — последнее… А я — его единственный читатель… И если я не выйду из этой «камеры», то, возможно, окажусь последним читателем.

Эта мысль обожгла вдруг Родиона. И тогда он по-другому посмотрел на напильник… Не как на последнее «стило» Горделадзе, а как на обычный слесарный инструмент, пригодный для того, чтобы перепилить никелированную трубу в спинке кровати.

***

— Полиграф Полиграфыч, голубчик, регистрирует «симптомокомплексы», — говорил доктор, опутывая Обнорского проводами. — Его действие основано на регистрации непроизвольных… я подчеркиваю — непроизвольных! — неконтролируемых реакций человеческого организма. Когда вы напряжены (а когда вы лжете, вы всегда в той или иной степени напряжены), ваш организм обязательно на это отзывается. У вас меняется частота и глубина дыхания… У вас напрягаются мышцы, усиливается потоотделение… и так далее. Искусный, хороший лжец запросто может обмануть своего собеседника. Но обмануть машину нельзя. Она «умнее» человека.

— Очень интересно, — буркнул Обнорский.

— Правда интересно? — живо отозвался врач. Андрей промолчал. А эскулап продолжил:

— Первый полиграф изобрели в Штатах еще в тысяча девятьсот двадцать первом году два офицера калифорнийской полиции — Джон Ларсон и Леонард Килер. Тот прибор был еще очень несовершенен.

— Но прогресс не стоит на месте, — сказал Андрей.

— О да! Нынешнее поколение полиграфов практически невозможно обмануть… Проверено многочисленными экспериментами.

— Это радует.

— Я вижу, вы человек с чувством юмора… Это хорошо… Так, дайте мне, пожалуйста, вашу правую руку… Спасибо… На пальчик мы наденем датчик, регистрирующий кожно-гальванический рефлекс… Отлично. А теперь левую ручку… на палец левой мы наденем датчик плезиограммы. Он регистрирует изменения в работе сердечно-сосудистой системы… Ну вот и все. Мы готовы, Николай Николаич.

***

Родион даже не предполагал, как легко напильник перережет тонкостенную трубу. На вид труба казалась солидной и массивной. На деле толщина стенок не превышала миллиметра, и, даже работая левой рукой, он сделал работу за двадцать минут. Роде было жарко. Он пилил как механическая пила, опиливал трубу по окружности… Он все время косился на дверь, ожидая, что вот — войдут…

Увидят. И тогда ничего не выйдет. Он пилил как заведенный. Сыпались горячие опилки, визжал нагревшийся напильник, вибрировала труба. Когда она стала «дышать» по месту надреза, Родион нажал на нее руками — труба лопнула и наручник соскользнул… Родя вытер пот со лба.

***

— Мы готовы, Николай Николаич. Можно начинать?

Заец посмотрел на доктора, застывшего у прибора, на затылок Обнорского.

— Начинайте, — бросил он. — Я сейчас вернусь. Заец вышел в соседнее помещение — там сидели быки и Николай. Курили, смотрели телевизор. Когда Заец вошел, дружно обернулись к нему.

— Как там этот? Второй гусь? — спросил Заец.

— Сидит, — ответил Николай и пожал плечами.

— Дайте ключи.

Один из бойцов достал связку ключей. Выбрал один, показал который, протянул шефу.