Расследователь: Предложение крымского премьера

Семинар пошел своим чередом, Андрей перемежал размеренный «диктовочный» тон с менее официальными комментариями, журналисты конспектировали, время от времени переспрашивали. День пролетел незаметно. За обедом и ужином Обнорский сознательно общался со всеми коллегами, за исключением Галины — ее он оставлял на самый вечер, чтобы, как говорится, уже никто не мог помешать. И наконец-то вечер настал. Андрей вытащил Галину к морю — воздухом подышать, на волны посмотреть… Море, как известно, способствует. Оно убаюкивает. Обнорский навалился на киевлянку «всей мощью интеллекта» — смешил, рассказывал байки и серьезные истории, короче, морочил голову по всем правилам науки охмурения.

Перейти к разговору о Горделадзе просто физически не получилось.

Теплая сентябрьская ночь дышала запахом моря. Андрей и Галина шли по песку. Песок хранил дневное тепло, под ногами хрустели мелкие ракушки. Луна нарисовала на воде серебряную дорожку.

— Может, искупаемся? — спросил Андрей. И услышал оч-чень порадовавший его ответ:

— А я без купальника…

— Это очень хорошо… Ой, в смысле — ничего страшного… Я тоже, так сказать… Но нас никто не увидит… Ночь ведь уже… И я вести себя прилично буду, я же не жлоб…

Галина немного помедлила, потом отошла на несколько шагов и быстро сняла платье. А под ним почти ничего и не было — так, ерунда какая-то… Ерунду она тоже сняла. Андрея заколотило. Стаскивая с себя штаны, он чуть не упал мордой в песок, но удержал равновесие и побежал к морю, догонять Галину. Она далеко уплыть не успела… Обнорский осторожно обхватил ее сзади — сначала за талию, потом, обнаглев, начал гладить груди… Первый поцелуй потащил их на дно, они вынырнули, держась за руки, и молча поплыли к мелководью. Андрей целовал ее лицо и все сильнее гладил ее бедра, живот… ну и все остальное…

Он с трудом сдерживался, чтобы не заурчать от удовольствия — надо же было хоть какие-то приличия соблюдать.

— Подожди, Андрей, подожди, — задыхаясь, слегка отбиваясь от его рук, полусказала — полупростонала Галина. — Подожди… Я где-то читала… что в море… о Боже, нет… что в море это вредно… Оно соленое… Ой, Андрей…

— Врут! — убежденно выдохнул ей в ушко Обнорский. — Прессе верить нельзя, такое понапишут!

— А тебе… верить?… ой…

— А мне… можно… Галя…

— Андрю… ша…

Обнорскому давно не было так хорошо. Он словно растворился одновременно и в море, и в женщине… Он словно пропал — и все тяжелые мысли и заботы тоже куда-то пропали. И вообще все мысли. Пару раз, правда, мелькнула одна: «Как бы Галя своими стонами коллег не всполошила», — но потом и эта здравая мысль угасла. На берег они выползли на четвереньках и долго молчали, приходя в себя… Они лежали на песке рядом и смотрели в черное небо над головой.

— У тебя шрамы, — сказала она, проведя пальцем по груди. Шрам остался, как память о встрече с бойцами Черепа. — Откуда у тебя шрамы?

— Тяжелые журналистские будни, — буркнул Обнорский.

Говорить, нарушая очарование ночи, не хотелось. Галина приподнялась на локте, прикоснулась к Обнорскому прохладной грудью с твердым соском. Высоко в небе летел самолет, пульсировал огоньками.

— Ах да, — сказала она. — Ты же великий криминальный журналист из страшного бандитского Петербурга.

— Галя, я тебя умоляю… — ответил он. — Петербург не более страшен, чем ваш Киев.

— Даже так?

— Именно так.

— Тогда это действительно страшно.

— Почему же?

— Потому что Киев — страшный город. В нем исчезают люди.

— Люди везде исчезают. В Киеве, в Токио, в Париже…

— Да, но в Токио или в Париже власти начинают бить тревогу, если пропал журналист.

— О чем ты? — спросил Обнорский лениво.

— Как о чем? О Горделадзе, — с удивлением ответила Галина.

— А-а… — разочарованно протянул он. — Опять про Горделадзе… Галя, если честно, то я не совсем понимаю, почему ты связываешь его исчезновение с президентом, с властями…

— Как же? Гия не любил президента. Однажды во время теледебатов даже поставил его в абсолютно дурацкую ситуацию — вся Украина смеялась. И вдруг пропал.

— Не вижу связи. Десятки, если не сотни журналистов, критикуют Бунчука, и ничего с ними не происходит…

— Вот и произошло! — сказала Галина горячо. — Вот и произошло! Почему ты не хочешь осознать этот факт?

— Да брось ты! Из реплик твоих же коллег-земляков на семинаре я понял, что этот ваш Гия весьма любвеобилен… Он же грузин, кровь у него горячая. Так что, Галя, не вижу пока никаких особых оснований для беспокойства. Через день-другой объявится. Покается перед женой, очухается… У журналистов такие закидоны случаются. Хочешь, я тебе одну историю расскажу, как одну нашу питерскую журналистку «похитил» не кто-нибудь, а целый «резидент литовской разведки» — двое суток, сволочь, насиловал и вербовал беспощадно. Так она, сердешная, потом мужу сказала. Был в этой истории, правда, один нюанс: «резидент» в соседней редакции завотделом работал. Но она об этом мужу говорить не стала. И я вот думаю, что…