28 сентября избивали людей… Избивали на глазах у венгерских сотрудников посольства. Они смотрели из своего здания на зверства ОМОНа и молчали. По улице разносились звуки дубинок и щитов.
К Белому дому проехало десять грузовиков, в которых находились вооруженные солдаты дивизии имени Дзержинского. Сторонники Верховного Совета остановили грузовики. Шли двухчасовые переговоры. Затем грузовики пропустили, солдаты окружили Свободную площадь, Краснопресненскую набережную, площадь Восстания.
Что интересно, в первые дни солдаты стояли без оружия. Это было при приезде – 24 сентября. В руках – лишь дубинки. Но когда на депутатов обрушилась пропаганда из БТР: гнусные песни, провокационные предложения, указы Президента о льготах для Депутатов… Тогда в «цепи» случился с одним из солдат обычный обморок. Видимо, не выдержал вояка президентской лжи и западных песен. Так как ни у милиции в цепях, ни у лужковских омоновцев, ни у солдат не было врача, то на помощь солдату пришел врач из Верховного Совета.
Потом нам доложили… Врач наш оказал помощь, поднял на ноги солдата. Только вот не безоружным он оказался. Под одеждой у него хранился автомат.
Случай этот стал известен не только депутатам. На следующий день солдаты уже не прятали автоматы.
Омоновец гнался за мальчишкой. Долго его не мог настигнуть. Неизвестно, что так рассердило омоновца, но он гнался с такой яростью, что напугал журналиста… Телеоператор встал на пути омоновца. Мальчишку волокли вскоре волоком… Вечером в «Вестях» показали телеоператора с подбитым глазом.
Со стороны мэрии появилась конная милиция…
Свидетельствует Савельев В. С.:
«Я видел, как в метро несколько омоновцев, окружив пожилого человека (в День пожилых людей), толкали его друг к другу щитами, устроив своего рода игру в футбол, а потом прижимали его щитами к стенке. У человека, который собрался сфотографировать эту сцену, пытались вырвать фотокамеру и не позволили ему фотографировать».
Свидетельствует М. Романов, 33 года:
«На станции «Белорусская» я видел, как за людьми, попытавшимися перегородить Тверскую, словно за зайцами, гонялись машины «Скорой помощи» (!!!), и на моих глазах был задавлен мужчина, и колесами отброшена на тротуар женщина. Какая-то женщина, приехавшая, по ее словам, из Сибири, отчаянно плача, кричала: «Да что же у вас в Москве делается, мы вас скоро всех приедем стрелять! Слышите, всех!»
А «долларовые» лихачи, бившие людей на Пушкинской», и в азарте забегавшие на эскалаторы? А бойня в полночь у метро «Улица 1905 года», о которой я услышал по радио репортаж мюнхенского корреспондента, в ужасе поведавшего слушателям о том, как добивали сапогами служащие ОМОН лежащих без сознания женщин? Он прямо так и сказал: «Создается впечатление, что московские полицаи психически ненормальны».
В Дом Советов прибыл Невзоров.
Он пошел со своей камерой к омоновским заслонам. Нам уже не удавалось уговорить ОМОН, чтобы пропустили демонстрантов. Решили воспользоваться известным телеоператором.
Раньше я ходил с группой Светланы Петровны Горячевой пробивать омоновские цепи. Женщины-депутаты стыдили солдат, и те пропускали москвичей и приехавших на защиту Конституции из других городов. Как-то я увидел и услышал выступление самой Горячевой: она спокойно и уверенно разговаривала с ОМОНом, немного надавила на совесть, пристыдила, и вдруг у солдата блеснули глаза от слез. Некоторые ребята понимали, что творится вокруг, почему Ельцин решил уничтожить парламент, откуда исходит ложь и им было неловко находиться здесь, воевать с женщинами. А Горячева умела разговаривать… Вечером мы собирались с коллегами в кабинете у председателя Комитета по экологии Варфоломеева. Горячева была членом нашего комитета. И вот мы встретились после той «стыковки» с ОМОНом, я поблагодарил Светлану Петровну… И подарил ей банку меда, которую мне только что привез мой друг, преподаватель одного из ярославских вузов Петр Губочкин. Он ночевал вместе со мной в кабинете, на стульях. А когда узнал о сборе экологов, то пришел поговорить… Мед был с его собственной пасеки. Женщины с удовольствием пили чай с медом и долго вспоминали моего друга.
Омоновцам, видимо, дана была команда – не слушать и не вступать в разговоры с Горячевой. Впрочем, потом я узнал: запрещалось разговаривать со всеми депутатами. Вместо Горячевой мы выдвинули теперь Невзорова.
Я пошел рядом с ним. И видел – план удался. Как только Невзоров стал снимать омоновцев, они тут же начали закрываться щитами, прятать лица, отворачиваться… Народ, скопившийся на той стороне, пробежал к Дому Советов. А Невзоров продолжал снимать… Его боялись. Перед ним, перед его камерой робели «звери».