Рассуждения о Франции

Во Франции, напротив, образ правления не является монархическим; он даже враждебен всем окружающим ее монархиям; и главенствует в ней отнюдь не государь, а если когда-нибудь на государство нападут, нет признаков того, что зарубежные родичи (стр.150 >)пентархов[234] подымут войска ради их защиты. Значит, во Франции сохранится привычная угроза гражданской войны, и у этой угрозы останутся две постоянные причины: придется непрестанно опасаться справедливых претензий Бурбонов на свои права и коварной политики других держав, которые способны попытаться навязать стране Короля из другой династии. Если на троне Франции будет законный Суверен, ни один государь во вселенной не сможет и мечтать об овладении им; но когда трон пуст, то все королевские честолюбия могут страстно стремиться завладеть им и сталкиваться ради этого друг с другом. Впрочем, властью в силах овладеть валкий, если она валяется в пыли. При законном правительстве бесчисленные прожекты исключены; однако при ложной суверенности любой замысел — не химера; все страсти бушуют и у всех есть почва для надежды. Малодушные, отвергающие Короля из-за страха гражданской войны, для нее и готовят горючий материал. Именно потому, что они безрассудно хотят

покоя и конституции, они не получат ни покоя, ни конституции. Для Франции, в ее сегодняшнем состоянии, совершенно нет полной безопасности. Только Король, и Король законный, подняв с высоты своего трона скипетр Карла Великого, может погасить и усмирить всякую ненависть, расстроить любые зловещие замыслы, оценить все честолюбия, расставляя людей по местам, успокоить возбужденные умы и мгновенно создать вокруг власти ту магическую ограду, которая по-настоящему обороняет ее.

Еще одно соображение должно постоянно учитываться теми Французами, которые принадлежат к нынешним власть имущим и сама позиция которых могла бы повлиять на восстановление Монархии. Даже наиболее уважаемые из этих людей отнюдь не (стр.151 >) должны забывать о том, что рано или поздно сама сила вещей не удержит их на месте: что время течет и слава — вместе с ним. Та слава, которой они могут гордиться, познается в сравнении: они прекратили массовые истребления. Они постарались осушить слезы Нации: они блистают, поскольку пришли на место самых отъявленных негодяев, когда-либо осквернявших землю. Но когда благодаря сотне слившихся воедино причин престол восстановится, амнистия, в силу самого понятия, будет предназначена им; и их имена, навеки безвестные, окажутся погребенными в забвении. Значит, пусть они никогда не будут терять из виду тот бессмертный венец, который окружит имена восстановителей Монархии. Любое народное возмущение против знати всегда приводит только к созданию нового дворянства; мы уже видим, как будут складываться эти новые роды, прославление которых ускорят обстоятельства, и они с самой колыбели смогут претендовать на все.

II. — Национальное имущество

Французов также запугивают возвращением национального имущества; Короля обвиняют в том, что он не осмелился коснуться в своем обращении[235] этого деликатного предмета. Можно было бы сказать весьма значительной части Нации: а вам-то что до этого за дело? и это было бы, возможно, неплохое возражение. Но чтобы не выглядеть человеком, уклоняющимся от трудностей, лучше отметить, что очевидный интерес Франции касательно национального имущества, в целом, и даже вполне понятный интерес приобретателей этого имущества, в частности, согласуются с восстановлением Монархии. Разбой по отношению к (стр.152 >)национальному имуществу потрясает даже самый грубый ум. Никто не верит в законность его приобретений; и даже тот, кто самым высокопарным образом витийствует по данному поводу, опираясь на сегодняшнее законодательство, — торопится это имущество перепродать, дабы обеспечить себе барыши. Этим имуществом не осмеливаются пользоваться во всей его полноте, и чем больше будут успокаиваться умы, тем меньше люди осмелятся тратиться ради сохранения этих ценностей. Здания разрушатся, долгое время никто не осмелится возводить новые; ссуды будут очень малыми; капитал Франции придет в значительный упадок. Уже произошло много бед в таком роде; и те, кто были способны поразмыслить над злоупотреблениями декретов

, должны понять, чем является декрет, под который подпадает третья, возможно, часть самого могущественного королевства Европы.

Законодатели очень часто рисовали поражающие воображение картины плачевного состояния этого имущества. Зло постоянно будет увеличиваться, вплоть до того момента, когда в общественном сознании не останется сомнений относительно надежности этих приобретений; но какой взор может увидеть сие время?