Рассуждения

Нанна: Да, но ты забыла, что у той не было крови. В общем, что говорить, мое положение было куда хуже. Тем временем я вдруг слышу, что ко мне стучат. Утерев слезы, я встаю, со словами «Gratia plena»^{34} отворяю дверь и вижу, что это пришли звать меня на ужин. Но, памятуя о том, сколь нечестиво, совсем не так, как подобает монахине, я провела день, я сказала, что сегодня вечером хотела бы попоститься; к тому же и вид крови отбил у меня аппетит. Закрыв дверь и приперев ее метлой, я, оставшись одна, снова с беспокойством сунула руку в устье, но, увидев, что кровь больше не идет, немного приободрилась. От нечего делать я вернулась все к той же щели, которая теперь светилась изнутри, так как с наступлением темноты монахини зажгли свечу; заглянув, я увидела, что они все голые. Если б генерал с монахинями и новициями были постарше, я уподобила бы их Адаму и Еве в окружении других душ Лимба^{35}. Но оставим сравнения Сивиллам. Генерал велел своему Бычку-Еще-теленочку, тому самому длинному и тонкому хорошенькому новицию, влезть на квадратный стол, который в другое время служил обитательницам кельи, этим христианнейшим служительницам сатаны, для трапез. Поднеся ко рту генеральский посох, как герольды подносят трубу, он — «Та-ра-ра-ра!» — открыл турнир: «Та-ра-ра-ра! Его величество Султан Вавилонский приглашает доблестных участников турнира выйти на поле с копьем наперевес; тот, кто сломает больше копий, получит в награду гладенький персик без пушка, которым будет лакомиться всю ночь».

Антония: Замечательное воззвание! Должно быть, черновик составил ему учитель. Ну, дальше.

Нанна: Участники турнира выстроились в ряд и, выбрав в качестве мишени зад той самой смуглянки, которой недавно приходилось довольствоваться стеклянной морковкой, бросили жребий. Первым выпало быть «герольду»; приказав приятелю трубить все время, пока он трудится, он пришпорил себя пальцами и вонзил свою пику по самую рукоятку в задний щит подружки и, так как удар стоил трех, удостоился множества похвал.

Антония: Ха-ха-ха!

Нанна:

После него жребий пал на генерала; разбежавшись с пикой наперевес, он вбросил ее в кольцо того, кто уже забросил свою пику в кольцо подружки; и пока все трое оставались в этой позе, неподвижные, как каменная изгородь между крестьянскими наделами, настал черед монахини. Так как у нее не было настоящей пики, она взяла стеклянную и с первого же удара проткнула ею генерала, а из уважения к его чину еще и придавила лобком ему луковицы.

Антония: Хорошо она его приложила.

Нанна: Дошла очередь до второго новиция, и его стрела мгновенно поразила мишень; затем следующая монахиня, подражая подругам, воткнула стеклянную пику с бубенцами в utriusque новиция^{36}, который при этом дернулся, как раненый угорь. Наконец остались последние, она и он, и это было очень смешно. После того как она вогнала петушка на палочке — того, что достался ей сегодня утром, — в дупло подруге, а он, оказавшийся последним, вонзил ей в зад свою пику, все вместе они стали выглядеть как нанизанные на вертел грешники, которых, устраивая себе масленицу, поджаривает на сатанинском огне Люцифер.

Антония: Ха-ха-ха! Вот это, я понимаю, веселье!

Нанна: А та смугляночка оказалась очень занятной; пока ее толкли и мяли, она так забавно шутила, что я рассмеялась, да так громко, что меня услышали и я поспешила отодвинуться от щелки. Оттуда что-то крикнули, и когда через некоторое время я снова заглянула в щелку, оказалось, что она завешена простыней; так я и не узнала, чем кончился турнир и кто получил награду.

Антония: Ну вот, самого интересного ты меня лишила!

Нанна:

Так ведь и меня лишили! Я тоже жалею, что не дождалась минуты, когда на икру пролились молоки. Но пока я ругала себя за то, что засмеялась и из-за этого лишилась места у амвона, вдруг слышу…

Антония: Что ты слышишь? Не тяни, говори быстрее.

Нанна: Сквозь щели в стенах моей комнаты я могла видеть три кельи.

Антония: Хороши же были стены! Что твое решето.