Потом пели «Не ты нас ведешь, дорога, а мы тебя вдаль ведем», и еще всякие песни магнитчиков. Наверное, чуть ли не каждый хоть раз в жизни поработал на строительстве магнитных дорог, мы, например, в школе трехмесячную практику проходили. Так что фольклор дорожников близок буквально каждому. Я подумал, что мог бы спеть пару наших церерских песенок, но так давно не пробовал брать в руки гитару, Костя почти профессионал, а я-то ведь клавишник, гитара для меня это так, ну аккорды могу взять. Вообще надо взять нормальное пианино и возобновить занятия, время-то теперь есть. Так я для себя и решил.
— А вот я такую древнюю песню нашел, — Костя снова заиграл. Они запели дуэтом, звонкий, чистый голосок Марси звучал как раньше и пробирал меня до самых печенок. Я даже глаза закрыл, и мне показалось, что она опять девчонка с короткой черной стрижкой, легкая, как пружинка, сидит рядом и поет.
Песня была хорошая, хотя и глубоко довоенная еще, да ведь и книга про алые паруса очень старая. Классика. Мне почудилось, что это Марси — Ассоль, тоненькая девочка в пестром платье, стоит на берегу и ждет… Глупости какие, подумал я, открывая глаза. Пение закончилось, Марси — обычная в общем женщина, сидела рядом с Костей, почти прижавшись к нему, он перебирал струны.
Вечер удался. Я выпил бокала три и слегка захмелел. Пару раз я уже порывался встать и пойти домой, но ребята удерживали меня. И в самом деле, было слишком хорошо, чтобы вот так оборвать встречу, пусть Косте завтра на службу, но ведь он может пойти и на час позже, это же не дежурство, как в медицине. В конце концов Косте кто-то позвонил по работе, он вскочил, взял гитару и побежал в комнату, чтобы не грузить нас рабочими переговорами.
— А тебе не надо с утра на службу? — спросил я Марси, просто чтобы что-нибудь спросить. Она покачала головой.
— Я в четвертую смену. С трех до шести.
— Простым инженером?
— Ну да. Я и есть простой инженер-программист, что тут особенного.
Наверное, нужно было сказать несколько дежурных фраз, и собственно, простая вежливость требовала так и поступить. Я повернулся к Марси.
— Ты в самом деле очень изменилась. Малыш… у тебя все в порядке? Правда — все?
И она дрогнула. Может быть, выпитое вино было тому причиной, но нам обоим не хотелось быть корректными.
— У меня… все хорошо, Стаська. Ты… не волнуйся, — она достала платок и стала зачем-то вытирать глаза, — просто период, наверное, такой. Знаешь… я лечилась от депрессии. Вроде бы прошло, но… Я ужасно люблю Костю, ты уж прости. Он замечательный. Ты же видишь, какой он. А я, похоже, просто не дотягиваю. Я слишком обыкновенная для него. И я… ну иногда у нас бывают размолвки какие-то. Он даже предлагал мне расстаться, но дело в том, что я без него вообще не могу. Мне без него так плохо!
Я молчал. Марсела никогда не казалась «обыкновенной». В школе она была мини-звездочкой — красавица, фигуристка, ярко выраженный талант к технике, общественница, даже лидер. Звонкая девочка, яркая, легкая. Что же с ней произошло за эти годы? Что могло превратить эту девчонку в такую вот — потускневшую, обыденную, потерявшую веру в себя?
Профессиональные неудачи?
— Марси, с тобой что-то не то происходит, — сказал я, — ты же всегда была сильной. Если тебе что-то не удавалось… тем хуже было для этого «чего-то» потом! Ты же сильнее меня, сильнее Кости. Если у тебя что-то пошло не так… это ведь не значит, что жизнь кончена, или я не прав?
Марсела нервно стиснула пальцы. Посмотрела на меня, в сумеречном свете балконной лампы ее глаза казались черными провалами. Страдание было в них, в этих глазах, прорвалось наконец, сквозь песенки, сквозь милое щебетание. Она вздернула подбородок — Костя подходил к балкону.
— Не бери в голову, Стаська. Все нормально. Наверное, что-то не то с биохимией. А так у нас все хорошо, ты же видишь.
Все опять вошло в привычное русло. Я попрощался уже окончательно, Костя проводил меня к выходу. Я шел до магнитки под ярким, ровным светом фонарей, под золотыми огоньками звезд и спутников наверху и разноцветными — из окружающих зданий. И с каждым шагом нарастала внутренняя дрожь. Я вспоминал глаза Марселы, ее нервно стиснутые пальцы, и мне становилось все яснее, что от подлости меня отделяет лишь очень небольшой шаг.
Я люблю ее. Я думал, что все это — лишь воспоминание, которое никак не желает гаснуть — но нет. Я люблю жену своего лучшего друга и ничего не могу с этим сделать. Да, она влюблена в Костю по-прежнему, так что подлость, конечно, невозможна, даже если бы я этого и хотел. Но черт возьми, если бы в самом деле все было так хорошо, если бы она была благополучной, такой же счастливой, какой я знал ее, такой же сильной, красивой — эта встреча наверное излечила бы меня от остатков детской влюбленности.