Рассвет Четвёртый. Часть 1

- Я же говорю, он застал меня врасплох. И он успел где-то разжиться армейской винтовкой, видимо, какой-то солдатик в Цитадель не вернётся. Сучий выродок...

- Да-да, я уже слышал.

- Я достану его. Может, он всё ещё шустро бегает по стенам, но в резвости и силе уже мне уступает.

- Я заметил.

Губа бледного волчека приподнялась, обнажив чересчур большие клыки:

- Хватит меня подкалывать. Ты не меньше меня хочешь от него избавиться.

- Да мне плевать на вас обоих. Бегайте друг за другом, сколько хотите. Я считаю только, что Арно совершил самую большую ошибку, не пристрелив его, пока у него была возможность. И как Дракон тебя не добил вчера? Вы же достали друг друга до печёнок.

- Я сумел скрыться, пока он был занят с Доспехами игрой в прятки. Я думал отсидеться в одном из брошенных домов в Старом районе, но Хаос некстати пригнал туда ещё кого-то. Пришлось тихо убираться по крышам, что, знаешь, с одной рукой не больно-то весело, да ещё на морозе. К счастью, до Цитадели я потом добрался без особых приключений, ну, а кончилось всё тем, что я сижу здесь и терплю твои измывательства.

- Не очень-то ты хорошо выполняешь работу, порученную тебе статтером.

- А давай ты сам побегаешь за Драконом? Думаешь, это так просто? Этот хитрый, пронырливый, изворотливый...

- Ты же знаешь, что мне нельзя выходить из Цитадели, - оборвал Беррет словоизлияние Зорфена. – И потом, подобная работа не в моей компетенции. Я занимаюсь только теми, кто лежит на операционном столе, а не носится как бешеный киррих по всему Кест-Ферналу.

Бледный волчек дёрнул рукой и зашипел от стрельнувшей в плече боли. На волчеках быстро всё заживает, а с помощью врождённой ускоренной регенерации самого Зорфена и эти раны зарастут вовсе через несколько дней. Он потёр искривлённую переносицу и, немного пошатываясь, встал на ноги.

- Слушай, я зайду к тебе ещё попозже, а?

- Ты и так ко мне ходишь, как к себе домой.

Зорфен фыркнул и вышел, с треском захлопнув дверь.

Тёмно-серый волчек вздохнул и обвёл взглядом бардак в своей комнате. За долгие годы учёбы у ситреков у Беррета выработалось почти непоколебимое терпение, поэтому он не стал в сердцах пинать скудные предметы обстановки, лишь заставил себя немедленно приступить к уборке. К своему сожалению, он был обязан оказывать медицинскую помощь этому треклятому Зорфену, который находился под покровительством Красного статтера. Но наглость бледного волчека переходила просто все мыслимые границы. Может, он и хороший воин, однако вместе с тем такой подонок, с которым находиться в одной комнате было тошно.

Беррет скомкал грязную простыню и окровавленные тряпки, достал из стопки в ванной мусорный пакет и затолкал всё в него. Надо будет стребовать у коменданта ещё один комплект постельного белья.

Много лет назад Беррет стал добровольным заключённым Цитадели, без права и без желания выйти из неё, никому не известный и ничем не запомнившийся в жизни, которую оставил, войдя в эти стены. Разве что учителя-ситреки ещё помнят о нём, пусть и называют его работу варварством.

По своей натуре тёмно-серый волчек не испытывал ни к кому особой ненависти. Он просто никого не любил. После нескольких бывших подружек он окончательно разочаровался в своём стремлении найти хоть кого-то, кто бы скрасил его жизнь. Любое общение приходилось ему в тягость, поэтому, когда он лечил заключённых, ему даже доставляло удовольствие отмалчиваться. Куда больше может напугать равнодушное молчание, чем какие бы то ни было угрозы. А вот бледному волчеку почему-то каждый раз удавалось его разговорить. Хотя с ним любая беседа скатывалась к обсуждению, когда ему удастся прикончить своего противника и как именно он это сделает.

Беррет в чём-то даже сочувствовал Зорфену.

***

Статтер с плохо скрываемым раздражением сорвал с себя шлем и тяжёлую кирасу. Металлические пластины негодующе брякнули об стол, скрыв под собой настольный коммуникатор.

Глухой шлем статтер ненавидел ещё с того времени, когда служил рядовым. Малый угол обзора, сухой отфильтрованный воздух, кошмарный электронный акцент голосов в рации – волчек мог перечислить ещё множество причин, по которым он терпеть не мог это недоразумение инженерной мысли. Но в шлеме лицо было надёжно укрыто не только от холода и ветра, и с этим приходилось мириться.

Много памяти хранил его доспех. Его покрывали множество мелких отметин, частично слезло кроваво-красное покрытие, а на пластине, закрывавшей рёбра с левой стороны, можно было заметить небольшую заплатку – выстрелом в упор когда-то давно чуть не пробило броню.

Всего лишь день в этой броне, а спину уже ломит так, словно он носил её, не снимая, целую неделю.

Статтер опёрся кулаками об стол и заставил себя немного остыть – хоть мороз и продрал его до костей, но измождённый разум жёг душу, и волчек не замечал холода. Он снял изогнутые наплечники и положил на стол рядом с кирасой, оставшись в чёрном уплотнённом термокостюме.

Его изорванное и давным давно обгоревшее на конце ухо дёрнулось на стук в дверь.

- Да? – рявкнул статтер.

- Отчёт, сейр!

- Входи.