Рассвет над океаном

Короткое гудение, щелчок, и дверь открывается. В камере появляется Рейнс. Он разворачивает своё кресло напротив моей койки и некоторое время, не говоря ни слова, смотрит на меня. Мы никогда не нравились друг другу, но таким я прежде его не видела. В его выцветших глазах столько ярости и ненависти, словно это не он убил мою маму, а я — уничтожила всё, что было ему дорого! В конце-то концов, в чём дело? То, что у меня нет его генов, стало для него сюрпризом? Но ведь донора, в любом случае, выбирала не я…

— Что здесь происходит, мистер Обманутые Ожидания? Какого чёрта меня сюда запихали?

— Именно здесь твоё место, Сорок Третья, — шипит он в ответ.

— Триумвират в курсе… наших перестановок?

— Им сообщили, что мисс Паркер тяжело заболела и помещена в клинику.

— Я действительно больна. Мне нужен врач.

— Ты получишь врача. Но только после того, как скажешь мне правду.

Им что, известно про нас с Джародом?!

— Какую правду?

— Откуда ты узнала, что ты — не Паркер?

Перевожу дух. Неизвестно. И не будет известно. Ничего нельзя говорить! Лги и отпирайся, и постарайся быть убедительной.

— Оттуда же, откуда и ты — из анализа, который меня заставили сделать сегодня ночью.

— Врёшь, Сорок Третья! Ты ещё до него сказала, что ты мне не дочь.

— Это была фигура речи, мистер Обманутые Ожидания. Я сказала так, потому что меня мутило от мысли, что мой отец — ты.

— Неужели я настолько отвратителен?

— Ты чудовище. И ты убил мою мать.

Его лицо искажается странной болезненной гримасой, по щеке пробегает нервный тик.

— Врёшь, Сорок Третья! — произносит он снова. — Как ты узнала то, чего не знал никто, даже я?

— Я не знала. Просто совпадение.

— Откуда на твоей руке след от иглы?

— Инъекция обезболивающего. У меня была мигрень.

— У тебя не бывает мигреней. Отдавала свою кровь на экспертизу, не так ли?

— Нет.

— Куда отдавала? В лабораторию Центра?

— Не отдавала, болван, сколько можно повторять?!

— Чей генетический материал ты взяла для анализа? Мой? Где ты его взяла?

— Я не брала ничьего материала и никуда не отдавала свою кровь. С какой стати ты мне не веришь?

— Потому что ты врёшь!

Он тяжело дышит. Я тоже задыхаюсь, перед глазами опять начинает темнеть.

— Хорошо, допустим, вру. Допустим, я где-то раздобыла твою кровь и попросила сделать экспертизу. И что? Это преступление?

— Генетикам запрещено брать у мисс Паркер кровь для анализа, не поставив меня в известность. Мою кровь нельзя получить из банка без моей санкции. Я должен знать, кто нарушил все мои распоряжения.

— Никто не нарушал твоих долбаных распоряжений…

Хватаю воздух ртом, захлёбываюсь кашлем и болью.

— Пей! — Рейнс суёт мне в руки кружку.

Проглатываю холодное пойло, когда-то считавшее себя травяным чаем. Ложусь и закрываю одеялом ноги. Мой несостоявшийся папаша теперь смотрит на меня, как на машину, которая сломалась в безлюдном месте посреди ночи.

— Я пришлю тебе врача. Продолжим наш разговор позже.

По крайней мере, я нужна им живой! Слабое, но утешение.

Через несколько минут приходит Салливан. А я-то надеялась никогда больше не увидеть его рожу!

— Ай-ай-ай, дорогая Сорок Третья! — растекается он в улыбке, подавая мне градусник. — Я ведь ещё вчера велел вам выпить горячего чаю и аспирина. Что же вы пренебрегли моим советом?

Тридцать девять и восемь.

— Будьте добры, сядьте и расстегните платье. Я вас послушаю.

Дышите… Не дышите… Он трогает меня кружком фонендоскопа и улыбается всё слаще.

— Мисс Паркер, самая красивая и самая недосягаемая женщина в Центре — так о вас говорили. Оказалось, и не Паркер, и не такая уж недосягаемая, — хихикает гаденько. — Но красотка, конечно — хоть в этом не ошиблись!

— Вы забываетесь, доктор!

— Нет, милочка, это вы забываетесь. Забываете о своём новом статусе. Но вы быстро привыкнете, тем более, что другого врача у вас теперь не будет. Лягте, пожалуйста, и откройте живот.

От него всё так же пахнет ацетоном и потом. Сочетание этого запаха, приторной улыбки, липких суетливых прикосновений и острого жёсткого взгляда — омерзительно. Руки опускаются чуть ниже, чем должны, и задерживаются там чуть дольше, чем следует.

— Мистер Салливан!..

Убираю его руки и поправляю то, что он назвал «платьем».

— Как официально, моя красавица! Зовите меня просто: доктор Глен. Нам с вами предстоит познакомиться очень, очень близко.

Он встаёт, в тот же момент дверь отворяется вновь, впуская мистера Рейнса.

— Пневмония. Двусторонняя, — сообщает Салливан.

— Хуже не придумаешь, — сплёвывает Рейнс, не глядя в мою сторону. — Поставьте её на ноги побыстрей, вы же знаете, как я не люблю задержек!

Оба исчезают. «Доктор Глен» возвращается вскоре с ампулами и шприцами. Делает мне несколько уколов, и я проваливаюсь в темноту без сновидений.

31. Джарод. 15 апреля, понедельник, раннее утро