Расцвет и упадок государства

Ретроспективно, поворотная точка в процессе, который в конечном итоге привел к тому, что присоединение одним государством территорий, принадлежащих другому государству, стало невозможно юридически и практически, приходится на 1870–1871 гг. Немцы, победив в войне против Франции, как и бесчисленные завоеватели до них, потребовали платы в виде недвижимого имущества. Только что сформированное, но законное республиканское правительство Адольфа Тьера надлежащим образом оформило передачу этой недвижимости победителям, однако вскоре стало ясно, что французский народ не желает ничего отдавать, несмотря на то что подобная процедура неоднократно совершалась в прошлом. Напротив, сам факт, что их завоевали силой, стал причиной того, что Эльзас и Лотарингия были объявлены «священными»; во второй половине XX в. это стало участью каждой пяди оккупированной территории, какой бы незначительной она ни была. Поскольку земля стала священной, люди теперь надеялись на la revanche

[866], отныне превратившегося в патриотический долг каждого француза или француженки, к исполнению которого готовились самым тщательным образом. Как ясно предвидел сам Бисмарк[867], из-за изменения в восприятии границ присоединение этих двух провинций (осуществленное по настоянию Мольтке и генерального штаба) стало его самой серьезной политической ошибкой. С тех пор любое государство, имевшее зуб на Германию, могло уверенно рассчитывать на поддержку Франции.

Идея о том, что полный суверенитет, в том числе и неограниченное право государства на ведение войны, в век современных технологий представляет слишком большую опасность, получила новый импульс к распространению после Первой мировой войны, унесшей 10 млн жизней[868]

. Уже начиная с первой половины XVII в. выдвигались многочисленные предложения по ограничению прав государств вести войны против соседей. Предлагалось учредить некую международную организацию, которая стояла бы над отдельными государствами, выступала арбитром в их спорах и посылала войска против нарушителей мира. Не считая Сюлли, с подобными предложениями выступали Эмерик Крюсе, аббат де Сен-Пьер, Уильям Пенн, Жан-Жак Руссо, Иммануил Кант, Джон Стюарт Милль и швейцарский юрист Иоганн Блюнчли, — короче говоря, многие ведущие интеллектуалы периода от 1650 до 1900 г.[869] Наконец, в 1919 г. эта идея частично воплотилась в форме Лиги наций. Ее Устав и особенно Статья 10 представляли собой новое слово в международном праве. Впервые в истории территориальная целостность и политическая независимость государств (иными словами, право не быть подвергнутым завоеванию) были признаны фундаментальной международной нормой.

Следующий шаг был сделан в 1928 г. с подписанием пакта Бриана-Келлога. Страны, подписавшие этот пакт, первоначально разработанный министрами иностранных дел США и Франции, обязались «отказаться в своих взаимоотношениях от войны в качестве орудия национальной политики». В последующие годы к нему присоединилось еще шестьдесят одно государство, и поскольку временного предела не было установлено, с точки зрения юридической техники пакт сохраняет силу и сегодня[870].

Однако эти и другие «международные поцелуи», как их называли критики, взявшие себе наименование «реалистов», не смогли предотвратить развязывание Второй мировой войны, величайшей захватнической войны всех времен. Однако это отнюдь не означает, что в качестве индикатора общественного настроения все это не имело никакого значения. Сразу после окончания Второй мировой войны люди, считавшиеся виновными в ее развязывании, предстали перед судом в Нюрнберге и Токио. Предъявляя им обвинение в новом преступлении, о котором не было слышно со времен Гуго Гроция[871], а именно, в планировании и ведении «агрессивной» войны, суды, учрежденные союзниками, опирались на пакт Бриана-Келлога[872]. Аргументы защиты о том, что это был обвинительный акт post facto

[873] за преступление, совершенное в то время, когда оно не считалось преступлением, не были услышаны. Самые главные нацистские и японские военные преступники были осуждены за это и за другие преступления, и большинство из них было казнено. Более того, не прошло и 13 месяцев после окончания военных действий, как запрет на агрессивную войну и применение силы для присоединения территорий, принадлежащих другим суверенным государствам, был записан в Статье 2 (4) Хартии ООН. Со временем, по мере присоединения к ООН все большего числа государств, Хартия стала документом, который подписало наибольшее количество участников за всю историю человечества.

Статья 39 Хартии предоставила право решать, что является агрессией, Совету безопасности ООН, для которого, ввиду разногласий между его членами, эта задача оказалась крайне тяжелой[874].