Расцвет и упадок государства

Но все же возможности князей усилиться за счет императора имели свои пределы. Император не только оставался единственным человеком, который обладал полномочием созывать императорские войска, но и контролировал находящиеся в его руках объекты общего пользования, такие как крепости дороги и реки. Булла, созданная курфюрстами и для курфюрстов, не изменила положения ни примерно 300 светских и духовных властителей разных рангов, ни 2000 рыцарей, получивших свои земли непосредственно от императора, ни 85 «вольных» имперских городов, разбросанных от Балтийского моря до Швейцарии, чья роль средоточий богатства и промышленных центров со временем только возрастала. Все они продолжали находиться под императорской юрисдикцией, осуществляемой сначала через «Домашний суд» (Hofgerichf), а затем через Дворцовый суд

(Kammergerichf) и Имперский верховный суд (Reichsgericht)

, который заменил его в XV в. Однако император Максимилиан не добился большого успеха, пытаясь ввести имперскую налоговую систему и создать общую имперскую армию. Но, вместе с тем, постоянные попытки князей утвердить новую конституцию, которая позволила бы им получить больше независимости, были столь же неудачны. В то же время сам факт, что предпринимались попытки реформ, дал новую жизнь идее единой судьбы и единой власти, стоящей над властью отдельных государей[182].

В Италии так же признавалось владычество империи, хотя она и была вынуждена утверждать свое положение бесчисленными войнами. Из-за того, что папство боролось до последнего, чтобы не допустить объединение Италии, полуостров не получил сильной монархии, способной подчинить себе воюющие друг с другом города-государства или, по меньшей мере, упорядочить положение их правителей. Это не имело большого значения, пока последние избирались своими городскими сообществами, но зарождающийся капитализм и растущий разрыв между богатыми и бедными означали, что эпоха более или менее демократического правления подходила к концу. Начиная с приблизительно 1300 г., большинство городов были охвачены волной гражданских беспорядков, по мере того как средние классы, иногда поддерживаемые гильдиями, а иногда встречавшие их сопротивление, восставали против патрицианского правления[183]. По мере того, как к этой, часто весьма запутанной, борьбе присоединялись простолюдины и крестьяне, они открыли путь к победе condotierri

[184], например, принадлежащих к семействам Гонзага, Висконти и Сфорца, или успешных банкиров, таких как Медичи. Кем бы они ни были, они захватили власть, на которую не имели легитимного права, а это означало, что они нуждались в согласии императора для подтверждения своего статуса.

Помимо требования явного признания императорского верховенства обычно такое согласие можно было получить только за наличные деньги. Например, флорентийцы в 1355 г. смиренно попросили себе статус имперского викариата и даже выплатили за это 100 000 флоринов. В 1359 г. Галеаццо Висконти тоже заплатил 100 000 флоринов, чтобы получить признание в качестве герцога Милана. Амадей VIII стал герцогом Савойским в 1416 г., Джан-Франческо Гонзага — маркизом Мантуи В 1432 г. В 1437 г. даже Венеция, которая никогда ни при каких обстоятельствах не была частью Империи, желая узаконить свою власть над недавно завоеванными территориями (terra ferma), попросила признания в качестве имперского викариата и пообещала выплачивать 1000 дукатов в год. В 1452 г. император Фридрих III посетил Италию и обнаружил, что разные города соперничают друг с другом из-за того, кто окажет ему самые большие почести. Он продавал титулы, как селедку, и самой большой рыбиной стало присвоение герцогского титула Луиджи III Мантуанскому. Еще в 1494 г. Лодовико Моро заплатил императору Максимилиану 100 000 флоринов (такова, видимо, была сложившаяся цена) за признание в качестве герцога Миланского. Конечно, эти и подобные сделки следует понимать не как пустую погоню за титулами, но как часть жестокой игры в реальную политику (Realpolitik), в которую играли друг с другом итальянские правители, а также некоторые зарубежные монархи. Вместе с тем, все это было бы невозможным, если бы не существовало реальных преимуществ от императорского признания, что, в свою очередь, служит проявлением юридической и практической власти, которой все еще обладал император.