Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Впрочем, он благоприятно повлиял на популярность научных изданий: для своей библиотеки Муди приобрел, например, 500 экземпляров книги Дарвина «Происхождение видов». Книги брали не только частные лица — их доставляли в институты, читательские клубы, книжные клубы, деловые клубы и пр. Одновременно в обращении находилось около трех с половиной миллионов томов. Книги путешествовали по разным уголкам Европы, Америки и Британской империи. В 1870 году Энтони Троллоп заявил: «Мы все, от премьер-министра до последней посудомойки, стали нацией читателей романов».

Разумеется, прозу не обходили вниманием и в XVIII веке, но XIX век стал временем расцвета художественной литературы. Муди может некоторым образом претендовать на лавры человека, который вывел чтение на массовый рынок, в то время как раньше оно было удовольствием для избранных. Произведения богословов и философов, историков и биографов всегда привлекали внимание, но, возможно, широкий поток книг, выпускаемых Муди и другими циркулярными библиотеками, помог им медленно продвинуться наверх. Большая часть художественной литературы в библиотеке Муди была не самого высокого качества, и некоторые считали ее просто мусором. Однако распространение печатного слова в стране косвенно способствовало росту общего уровня грамотности и образования. Со временем возник класс, известный как средний читатель. Генри Джеймс описывал наступление художественной литературы в алармистских тонах: «Этот поток все ширится и прибывает, угрожая, как это часто случается, затопить собой все вокруг». Проза того времени была линейной, последовательной, наполненной смыслами и отсылками. Она могла описывать, призывать, разъяснять, распространять и отменять. Это был язык власти.

Муди заказывал трехтомники у Томаса Харди, Джорджа Мередита и Генри Джеймса (не факт, что они сами выбрали бы именно такую форму). Для издателя это был просто новый способ делать деньги — три тома вместо одного по цене 31 шиллинг и 6 пенсов за комплект. Кроме того, это обеспечивало крупные заказы от издателей и стабильные продажи для авторов. Однако нравственная цензура Муди вызывала раздражение. Например, он категорически отказывался принимать «произведения, которые могли бы вызвать румянец на щеках молодой леди», — таким образом, за бортом сразу оставалось множество художественных произведений, особенно континентальных авторов. Одиночный том стал считаться низкой литературной формой, больше подходящей для уличного киоска и не идущей ни в какое сравнение с полным достоинства трехтомником. В книжных палатках на вокзалах продавали дешевые издания в желтой обложке, «ужасы за шиллинг», бульварные романы и остросюжетные приключенческие повести, главной целью которых было «наэлектризовать нервы» читателя. Персонажи в них нередко пребывали в состоянии нервного расстройства и передавали свои страхи читателю. Уилки Коллинз интересовался темой двойников и раздвоения личности, изучал мономании и галлюцинации, бессознательные ассоциации и вытесненные воспоминания за 30 лет до того, как этим занялся Фрейд.

Однако этот формат привлекал не всех: некоторые авторы предпочитали биться над своими тремя томами и в попытках получить нужный объем текста вводили в них длинные разговоры, долгие описания, пространные нравственные размышления, а также параллельные сюжетные линии. В 1853 году Чарльз Рид, один из самых успешных романистов столетия, жаловался: «Роман в трех томах — пятно позора на интеллекте нации, последний пережиток свойственного нашим предкам многословия и привычки к утомительным витиеватым рассуждениям. Главное правило романа в трех томах: пишите не только то, что вы хотите сказать, но и то, чего вполне можно было не говорить». Эти томики лежали на всех столах, спинках диванов и ручках кресел и даже на прикроватных столиках. Они тихо угасли сами собой лишь к 1895 году, когда появились другие формы литературы.

18

«Бойцовый петух»