Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Виговский кабинет Грея был самым аристократическим собранием начиная с XVIII века. В компании из тринадцати министров нашлось место лишь для троих простолюдинов. Палмерстон, как ирландский пэр, также заседал в палате общин, но его вряд ли можно назвать простолюдином. О демократии не шло никакой речи. И все же мысли министров постоянно возвращались к избирательной реформе. По словам одного коллеги, Грей был «глубоко удручен» тем, что ему пришлось стать первым министром, и постоянно жаловался на это. Не в последнюю очередь его тяготила дилемма избирательной реформы. В прошлом он часто давал понять, что с благожелательным интересом относится к этому вопросу, но его вряд ли можно было назвать демократом. Он ставил перед собой цель поддержать аристократию и с помощью некоторых поправок укрепить ее власть. Он считал, что надлежащим образом проведенная реформа «пробудит реальный потенциал высшей аристократии… и я признаю, что выбрал бы аристократа, поскольку этот класс служит гарантией безопасности государства и престола». Он возрождал старинный образ вигов как аристократов, направляющих и контролирующих ход реформ. Позднее Дизраэли вполне справедливо описывал убежденного вига как «демократического аристократа», даже если он сам, по собственному признанию, не понимал, что это значит. Кабинет при Грее представлял собой обширную коалицию противоречивых интересов. Среди министров был один тори — герцог Ричмонд. В остальном новые министры решительно вытеснили партию тори, до этого остававшуюся у власти почти шестьдесят лет. Как гласила тогдашняя поговорка, все любят лордов.

Для изучения животрепещущего вопроса избирательной реформы был создан комитет. Грей и его коллеги считали, что необходимо выработать «окончательное решение этого обширного и важного вопроса, с тем чтобы его обсуждение более не зависело от домыслов отколовшихся и недовольных, а мудрые и всеобъемлющие положения этого решения вселяли во все слои общества уверенность в том, что их права и привилегии наконец должным образом защищены и закреплены…». При этом никто не обращался к народу. Ни слова не прозвучало о свободе и равенстве, не говоря уже о братстве. Вовсе не эти вопросы заботили членов комитета. Их главной целью было сохранение единства и гармонии в стране и — в особенности — защита прав собственности землевладельцев-джентри. Слова «окончательное решение» могли означать только то, что виги собираются остаться у власти на неопределенный срок. Включая в свои рассуждения респектабельных земельных собственников, комитет надеялся добиться некоторого примирения между землевладельцами и средним классом, чтобы и те и другие могли беспрепятственно распоряжаться в своих владениях. В январе 1831 года Грей написал своему коллеге: «Я еду завтра в Брайтон, чтобы представить нашу просьбу о реформе. Это сильная и действенная мера. Если король согласится на это, я думаю, общественное мнение нас поддержит. Если не согласится — кто знает, что будет дальше?» Его опасения оказались напрасными. Король целиком и полностью одобрил проект реформы.

По крайней мере, король так говорил. Он не хотел возражать или спорить со своим новым первым министром. Он умел чувствовать так называемый дух времени. Несмотря на то что социально-экономическое положение страны значительно изменилось, политическая система оставалась прежней. Применительно к ней обычно употребляли такие эпитеты, как «парализованная» и «загнивающая». Корнуолл присылал в парламент 44 представителя, а Лидс, Бирмингем и Манчестер — ни одного. Из местечка Олд-Сарум прибывали два депутата, выдвинутые семью избирателями, — на самом деле их голоса были привязаны к пустым полям, поскольку выборы контролировал местный землевладелец. Список нелепостей был огромен. В пользу реформаторов говорило все, кроме одного решающего аргумента. Несмотря на все свои несуразности и недостатки, система работала. Как сказал король Палмерстону, ныне новому министру иностранных дел, она поддерживала «спокойствие государства, мир и процветание страны». Перемены могли иметь ужасающие последствия. На смену великим деятелям, заседавшим в парламенте прежде, придут бесконечные шеренги посредственностей, которых будут контролировать избиратели. Интересы крупных землевладельцев будут отодвинуты на задний план новым классом горожан и торговцев, не имеющих традиционных связей с землей. И это будет только началом преображения страны. Вся Англия станет похожа на Лондон, которым правят толпы и демонстрации.