«Что нужно превыше всего — это позволить значению выбирать себе слово, и никак иначе… Когда вы думаете о чем-либо абстрактном, вы больше склонны использовать сначала слова, и пока вы не сделаете сознательное усилие, чтобы прекратить это, существующий язык будет врываться в ваши мысли и мыслить за вас, в обмен на запутывание или даже изменение вашего значения.»
Согласно моей оценке, наиболее разрушительный аспект использования представлений других авторов состоит в том, что оно не дает людям использовать свое собственное. Как сказал Роберт Пирсиг:
«Она зациклилась, потому что пыталась повторить на письме то, что уже когда-то слышала, так же как и он сам в тот первый день пытался повторить то, что уже решил рассказать. Она не могла придумать, что бы ей написать о Бозмене, потому что не могла вспомнить ничего стоящего, что можно было бы повторить. Ей как-то не приходило в голову, что можно смотреть своим собственным свежим взглядом, и писать, не обращая внимания на то, что уже было сказано раньше.»
Запомненные произведения врываются в ваше мышление и делают его за вас; они заменяют вам возможность видеть — самое ужасное удобство из всех возможных.
Точки зрения, рассмотренные здесь, более подробно рассмотрены в эссе: Якорение и калибровка
, Прайминг и контаминация, Доступность, Запасённые мысли, Мы верим всему, что нам говорят?, Самоуверенность Эйнштейна, Обременительные деталиДобродетель узости
Внутри своих профессий люди понимают важность узости: автомеханик никогда не перепутает деталь автомобиля под названием «карбюратор» с деталью автомобиля под названием «радиатор» — он знает, в чём состоит разница между ними. Первобытный охотник знает, чем лев отличается от пантеры. Уборщик не отмывает полы средством для чистки окон, сколь похожими не казались бы бутылки непосвящённым.
Снаружи своих профессий люди часто совершают ошибку, пытаясь расширить слово настолько, насколько возможно, пытаясь покрыть им как можно большую территорию. Разве не восхитителен, внушителен и мудр разговор о
Ты любопытен, и ты замечаешь что-то необычное в одном камешке; что-то новое, что-то интересное, что-то, отличающее его от миллиона других камешков, лежащих рядом. Ты решаешь называть такие камешки «алмазами», и пытаешься понять, в чём состоит их особенность: какие внутренние качества они разделяют, не считая уже замеченного тобой яркого блеска. И затем появляется кто-то ещё, и говорит: «Почему бы не назвать алмазом и
Возможно, вкладывание в одно слово множества значений кажется тебе поэтичным: вокруг расцветают оттенки и скрытые смыслы. Но даже поэтам — хорошим поэтам — необходимо научиться видеть мир ясно и точно. Просто сравнить любовь с цветком — недостаточно. Горячая ревнивая неофициальная любовь отличается от любви женатой пары, живущей друг другом несколько десятков лет. Если ты хочешь найти цветок, подобный ревнивой любви, то тебе придётся пойти в сад, и наблюдать, и обращать внимание на тонкие различия: тебе нужен цветок с сильным запахом, яркого цвета и острыми шипами. Даже если твоя цель состоит в том, чтобы обогатить текст оттенками и отсылками, тебе всё равно нужно следить за тем, какие именно смыслы, отсылки и оттенки ты привносишь.
Умение узко фокусироваться на необычных камешках, обладающих каким-то редким свойством — необходимая часть и искусства рационалиста, и искусства поэта. И умение замечать особенности, которыми обладают эти камешки (и лишь эти камешки, больше ничто!) тоже. В этом нет ничего зазорного.