Влияние привлекательности на оценку интеллекта, честности и доброты — это чистый пример искажения (особенно когда вы судите об этих сущностях на основе фиксированного текста) поскольку мы не ожидаем, что суждения о честности и привлекательности будут объединены на каких-то легитимных причинах. С другой стороны, сколько моего воспринимаемого со стороны интеллекта проистекает из моей честности? Как много моей воспринимаемой честности проистекает из моего интеллекта? Поиск истины и произнесение ее вслух не так широко разделены в природе как хороший вид и умный вид…
Но эти исследования эффекта ореола привлекательности должны заставлять нас подозревать, что существует подобный эффект и для доброты или интеллекта. Предположим, вы знаете человека, который кажется не только очень умным, но также честным, альтруистичным, добрым и спокойным. Вы должны быть скептичнее относительно того, не влияют ли какие-то из этих характеристик на ваше восприятие других. Возможно, этот человек на самом деле умен, честен и альтруистичен, но не всегда добр или спокоен. Вы должны насторожиться, если вам кажется, будто вы можете разделить всех своих знакомых на чистых ангелов и демонов.
И я знаю, что вы не думаете, будто вы должны это делать, но, возможно, вам стоило бы быть более скептичными в отношении более привлекательных политиков.
Искажение супергероя
Предположим, что хорошо вооруженный социопат, который взял людей в заложники, отказался от переговоров и объявил, что сейчас начнет убивать. В реальной жизни, хорошие парни обычно не выбивают дверь, когда у плохого парня есть заложники. Но иногда — крайне редко, но все же — жизнь подражает Голливуду в том, что хорошим парням необходимо проломиться через дверь.
Представим два совершенно разных мира, в которых герои вламываются в комнату, чтобы оказаться лицом к лицу со злодеем.
В одной из реальностей герой может поднимать и бросать машины, стреляет лазерами из ноздрей, имеет рентгеновский слух, и его кожа не просто отражает пули, а аннигилирует их. Злодей же засел в начальной школе, и в заложниках у него две сотни детей, родители которых плачут снаружи.
В другой реальности герой — это обычный нью-йоркский полицейский, а заложники — три проститутки, которых злодей снял на улице.
Тщательно рассмотрим вопрос: кто из них больше достоин называться героем? И кто вероятнее всего станет героем комиксов?
Эффект ореола — это когда восприятия всех положительных черт коррелируют. Те, кого оценили выше по шкале привлекательности, также скорее всего получат более высокие оценки на шкалах таланта, доброты, честности и ума.
Таким образом, герои из комиксов, которые кажутся сильными и неуязвимыми (что является двумя положительными чертами), также кажутся обладающими еще и такими героическими чертами, как мужество и героизм. Но:
«Как может быть тяжело действовать храбро и героически, когда ты практически неуязвим?»
—Empowered, т. 1
Я не помню, вычитал ли я эту точку зрения где-то или придумал как гипотезу: известность, в частности, складывается с остальными личностными характеристиками. Рассмотрим Ганди. Был ли Ганди самым альтруистичным человеком 20 века или только наиболее знаменитым альтруистом? Ганди выходил навстречу и полицейским с дубинками, и солдатам с оружием. Но Ганди был знаменитостью, и его известность его защищала. А что насчет других, тех, кто шел с ним на марш, тех людей, которые попадали под удары дубинок и выстрелы из оружия, хотя о них никто бы не написал в СМИ, если бы они попали в госпиталь или были убиты?
Что думал Ганди о заголовках в газетах, известности, славе, месте в истории, о том, чтобы стать архетипом ненасильственного сопротивления, когда он рисковал меньше, нежели те, кто шел с ним? Что он чувствовал, когда кто-либо из этих анонимных героев приходил к нему с сияющими глазами и говорил, насколько Ганди велик? Представлял ли Ганди мир в таком свете? Не знаю; я не Ганди.
Это ни в коем случае не критика Ганди. Смысл ненасильственного сопротивления — не в показывании вашего мужества; это можно сделать куда проще, спустившись по Ниагаре в бочке. Ганди не мог не быть частично защищенным своей известностью. И его действия требовали мужества — пусть не так много, как от анонимного человека, но все еще очень и очень много.
Искажение, на которое я хочу указать — это то, что люди склонны добавлять славу Ганди к его «честно заработанному» альтруизму. Когда вы думаете о ненасилии, вы думаете о Ганди — не о анонимном протестующем, который шел на одном из маршей, который попадал под огонь ружей и дубинки полицейских, который получал травмы и попадал в больницы, который остался после этого инвалидом и имя которого никто не вспомнит.
Точно так же, что значительней — рисковать жизнью, чтобы спасти две сотни детей, или рисковать жизнью, чтобы спасти трех взрослых?