Айн Рэнд и Натаниэль Брэнден имели внебрачную связь. (С разрешения обоих их супругов, что дорого стоит, на мой взгляд. Если хотите представить это как «проблему», нужно уточнить, что их супруги были
Кто остался с Рэнд вместо того, чтобы последовать за Брэнденом или совсем бросить объективизм? Ее
Единственная необыкновенная вещь во всем этом — то, насколько обыкновенно все сложилось.
Вы могли бы подумать, что система убеждений, восхваляющая «разум», и «рациональность», и «индивидуализм», могла бы как-нибудь приобрести что-то вроде особого иммунитета…
Ну, не приобрела.
Это сработало так же успешно, как если бы кто-нибудь повесил табличку «Холодно» на холодильник, не включенный в розетку.
Активное усилие, необходимое для того, чтобы противостоять энтропии, не было предпринято, и тогда последовало неминуемое разложение.
И если вы называете это «самым невероятным культом в истории», вы просто называете реальность противными словами.
Пусть это будет уроком всем нам: восхваление
«рациональности» ничего не стоит. Даже сказать: «Вы должны доказывать все ваши убеждения с помощью Разума, а не просто соглашаться с Великим Лидером», — значит просто запустить автоматическую программку, которая берет любое высказывание Великого Лидера и генерирует доказательство, которое вашим товарищам-последователям покажется Разум-ным.Так где же найти истинное искусство рациональности? В изучении математических основ теории вероятности и теории принятия решений. В постижении когнитивных наук вроде эволюционной психологии или эвристики и искажений. В чтении исторических книг…
«Изучайте науку, а не только меня!» — это, наверное, самый важный совет, который Айн Рэнд должна бы была дать своим последователям, но не дала. Не было на земле человека, чьи плечи были бы достаточно широки, чтобы выдержать
Стоит отметить, я думаю, что герои Айн Рэнд были инженерами и архитекторами, Джон Галт, ее самый важный герой, был физиком, и тем не менее сама Айн Рэнд не была великим ученым. Насколько мне известно, она не была особенно хороша в математике. Она не могла возвыситься до соперничества с собственными героями. Может быть, поэтому она начала сбиваться с пути Tsuyoku Naritai.
Ну вот я, знаете, я восхищаюсь дерзостью Фрэнсиса Бэкона, но я уверен, что вправе застенчиво признаться: «Если б я мог перенестись назад во времени и как-нибудь объяснить Фрэнсису Бэкону проблему, над которой сейчас работаю, у него б глаза выскочили из глазниц, как пробки из бутылок шампанского, и взорвались».
Я восхищаюсь достижениями Ньютона. Но мое отношение к избирательному праву женщины начисто исключает возможность воспринимать Ньютона как образец морали. Точно так же, как мое знание байесовской теории вероятности не дает мне воспринимать Ньютона как абсолютный, непоколебимый, неоспоримый источник математического знания. И мое знание о специальной теории относительности, пусть она и не слишком известна и малоупотребима, препятствует тому, чтобы воспринимать Ньютона как абсолютный авторитет в физике.
Ньютон по объективным причинам не мог выяснить то, что я ставлю выше его идей, —
У науки есть герои, но нет богов. Великие Имена — это не те, кто превзошел нас, и даже не наши соперники — это уже пройденные вехи нашего пути, и самой важной вехой будет герой, которому еще предстоит появиться.
Быть еще одной вехой на пути человечества — это самая лучшая судьба для кого угодно, но она, по-видимому, оказалось слишком непритязательной, чтобы угодить Айн Рэнд. Так Айн Рэнд стала всего лишь Великим Пророком.
Два коана о культах
Первый коан
Некий начинающий рационалист учился у мастера Оги. Однажды друг упрекнул его: «Ты постоянно слушаешь своего мастера и рассуждаешь про рациональное то и рациональное сё, — ты попал в лапы секты!».
Новичок был глубоко встревожен. Слова «Ты попал в лапы секты!» гремели в ушах, когда он ложился спать в ту ночь, и преследовали даже во сне.
На следующий день новичок подошел к мастеру Оги и рассказал о случившемся. «Мастер, меня постоянно терзают мысли о том, что я попал в самую настоящую секту, а ваше учение — не что иное как догма».