У меня есть теория о том, что «радикальный ислам» — это ислам, развившийся на Западе (а «местный» ислам не бывает радикальным). Больше половины из 75 исламских террористов, исследованных Бергеном и Пэнди в 2005 году
(English), посещали западный колледж (только 9% учились в медресе). В целом, традиционное западное образование в колледже получил очень маленький процент мусульман. Человек, проживший всю свою жизнь в мусульманской стране, вряд ли испытает жгучее желание поехать заграницу и взорвать там чего-нибудь. Но когда кто-то из мусульманской нации едет в европейский колледж, возвращается с идеями эпохи Просвещения, — о разуме и о том, что оглядываться нужно не только на свои убеждения, но и на всё, что из них выводится — и применяет эти идеи к Корану… ВотЯ также вспоминаю о выступлении, которое проводил один из ассистентов Далай-Ламы. Это был не приглаженный западный буддизм; это был оригинальный буддизм, буддизм в шафранных робах прямиком с самолёта из Тибета. Этот человек говорил о своих убеждениях, и отвечал на вопросы присутствующих. Люди начали спрашивать его о некоторых последствиях его убеждений о том, что жизнь, любовь, чувства (и даже Вселенная в целом) в самой своей основе плохи и нежелательны. Он с большим трудом понял вопрос — не из за плохого знания языка, я полагаю; просто идея о том, что можно взять убеждение в одном контексте и применить его к другому контексту, была для него совершенной диковинкой. Его знание состояло из отдельных единиц. Каждая единица имела свою историю с собственным выводом и ограниченной областью применения (неудивительно, что многие считают, что для понимания буддизма требуется несколько десятилетий). Ему была незнакома мысль о том, что эти единицы могут как-то взаимодействовать; мысль о том, что можно взять идею из одного контекста и изучать её следствия в совершенно другом контексте. Возможно, это была одна из крайних форм культурного иммунитета.
Мы считаем буддизм мирной, заботливой религией. Религия, которая учит, что борьба и статус бесполезны, определённо должна быть более мирной, чем та, что учит, что весь мир должен склониться перед её влиянием; и религии, за которыми не стоят государства, (например, таким было раннее христианство) обычно спокойнее тех, у которых есть власть казнить и миловать. Но многое из традиционных представлений о буддизме появилось благодаря культурным нормам, мешающим буддистам соединить все точки в своём мировоззрении. Сегодня мы беспокоимся об исламских террористах. Через сто лет мы, возможно, будем беспокоиться о физиках-буддистах.
Разум как подавитель иммунитета
Я говорю обо всём этом потому, что интеллектуально развитые люди иногда совершают поступки, затмевающие своей глупостью всё, на что способны глупые люди. У этого много причин, но одна из них в том, что во всех культурах циркулируют как опасные мемы, так и культурные антитела к этим мемам. Проблема в том, что эти антитела
Даже небольшое количество разума может быть опасным грузом. Ландшафт рациональности не гладок; нет никакой гарантии, что удаление одного ошибочного убеждения улучшит ваши рассуждения вместо того, чтобы ухудшить их. Иногда разум позволяет нам видеть опасные аспекты наших мемов, но не те слепые пятна, которые нас от них защищают. Иногда он позволяет нам замечать слепые пятна, но не опасные мемы. В обоих случаях разум может привести человека к дисбалансу, подорвать его адаптацию к меметическому окружению и уничтожить цепи, мешающие дремлющим мемам довести себя до логического завершения (перефразируя Стива Вейнберга, можно сказать: «Для того, чтобы умный человек сделал что-то по-настоящему глупое, ему нужна теория». Вообще говоря, можно было бы цитировать и без изменений, ведь «глупое» — это просто слабый оттенок «злого». Коммунизм и фашизм начали с установки полного контроля над меметическим окружением, что позволило им создать свободного от культурного иммунитета человека, который будет делать то что ему скажут).