Равенсбрюк. Жизнь вопреки

Р. Наверное, в 90-х. Потом они нас каждые пять лет приглашают. Все оплачивали. Однажды мы были в Австрии. Австрийские женщины собирали деньги со спонсоров и пригласили нас к себе. Потому что поехать – у нас денег-то нет. Они оплатили нам дорогу, и пребывали мы там десять дней. Они нам сняли дом отдыха, мы там жили. Возили нас в саму Вену. Приезжали и говорят: вот тюрьма. Тюрьма, в которой я сидела. Такие хорошие, добрые женщины. А мы когда ездили, нам всегда давали сопровождающего. Приезжаем, а они нам говорят: «Осторожней, за вами следят все время». А мы отвечаем: «Да, мы знаем». А что за нами следить, прямо шпионов из нас сделали. Что мы можем? Мы на каких-то военных учреждениях работали или что.

И. Екатерина Семеновна, а вы в лагере или после в Бога верили?

Р. Ну так. У меня мама была очень верующий человек, она посещала храм, на Пасху куличи пекла, но так… Мы раньше все комсомол, а она нам не говорила, что нужно в церковь ходить. Мы даже никаких молитв не знали, ничего. Это сейчас знаем Отче наш. Между прочим, я когда пилила лес, мне мама дала иконочку маленькую Николая- угодника, из такого материала, что можно было расколоть. Она говорит: «Всегда держи ее у себя в телогрейке». Вот однажды мы пилили лес, и не так мы спили дерево, и оно упало на меня. Представляете. Эта иконочка вдребезги раздавилась, а у меня даже ушиба ни одного. Меня Николай-угодник спас.

И. Екатерина Семеновна, скажите, какой факт вы можете вспомнить, наиболее тяжелый, болезненный, из вашего пребывания в Равенсбрюке?

Р. Самое ужасное, что находишься в этих условиях. Потому что стояли на этих аппелях – это проверка была. Рано утром выгоняли и стояли все по одному, ровно. Даже если кто не может, выволакивали, и последние лежали даже. Посередине лагеря. Надзиратели стояли с хлыстами, и если что-то не так, то начинали орать, а то еще и хлыстом дадут. Стояли, мерзли на этом аппеле, пока всех не пересчитают. Это было самое ужасное.

И. А надзирательницы всегда вели себя только жестоко? Никогда не было проявлений человеческих чувств?

Р. Нет, ужасно. Крик такой, и всегда они с плетками, с палками. В общем хуже, чем с животными, с нами обращались. С животными так не обращаются, как они с людьми.

И. Вы видели когда-нибудь коменданта лагеря?

Р.

Да нет. Не помню вообще.

И. Что тогда запомнилось хорошего, если такое есть?

Р. Хорошее, что мы в тесном кругу, помогали друг другу, делились своими переживаниями. Это, конечно, сплачивало нас, этим мы жили. А так заболей – и все, в крематорий. Эти трупы голые так и лежали там каждый день, рядом с крематорием.

И. Екатерина Семеновна, как вы думаете, что вам помогло выжить?

Р. Не знаю, значит, так суждено было. Хватило терпения, хватило здоровья. Переживать еще обиднее и больней пришлось дома.

И. Это для вас было тяжелее?

Р. Да.

И. Ну что же, Екатерина Семеновна, спасибо вам за интервью.

Интервью со Стекольниковой Анной Ивановной

И.

Анна Ивановна, прежде чем рассказать о том, как вы оказались в Равенсбрюке, не могли бы вы в нескольких словах остановиться на том, где вы родились? Кто были ваши родители?

Р. Я родилась в Орловской области. Отец у меня служащий был, а мама по хозяйству работала. В семье у нас было шесть детей. Я самая старшая, с 1924 года. Нас осталось уже трое, а было шестеро – три брата, три сестры. Сестры сейчас живы, а братья все умерли.

И. Анна Ивановна, расскажите о своем детстве? Ходили вы в школу, например?

Р. Обязательно. Исполнилось восемь лет, и я пошла в школу. Закончила семь классов, а потом поступила в педучилище в городе Орле. И вот на втором курсе я училась в педучилище, и началась война. И как 22 июня, когда началась война, нас вызвали в педучилище, а это у нас выпускной вечер был. 20 июня у нас был выпускной вечер в училище, а 21-го мы собирались пойти в театр. И вот когда мы собирались у театра, ждем своих людей, в 12 часов речь Молотова. Ну и какой театр, все разошлись по домам. Я пришла домой, и по радио объявили, что всем учащимся необходимо явиться в свои учебные заведения. Я и пошла. Мы жили на 5-й Курской в Орле, недалеко. Собрались, и нам объявили, что вот война, и распределили работать на предприятия, потому что люди уходили на фронт, мужчины особенно. Мы там работали на заводе. Во время бомбежки нас собирали и рассказывали, как вести себя… Забыла, когда был занят Орел, но очень быстро. Нас учили, как бомбы тушить, как помогать. Потом в августе 1941 года нас с подружкой отправили сжигать документы, потому что боялись, чтобы немцам попали документы. А в Орле было много повешенных, люди выходили и смотрели, как они болтались каждое утро.

И. Это повешенные до прихода немцев?