Вы общались с Рокоссовским лично. Какое он впечатление на вас производил?
Р.
Очень хороший. Сколько я его знала, я ни одного раза не слышала, чтобы он матом сказал. Может, где-то, но мы преклонялись перед ним. Я дочь его знала. Я же в штабе работала. Он всегда приходил: «Ну как дети? Как ребята, девчонки?»
И.
Строгий был начальник?
Р.
Нет. Он очень хороший был. Константин Константинович, светлая память ему. Я в церкви свечки ставлю за него.
И.
Вы там работали с 1945 года сразу и до какого года?
Р.
До 1948 года.
И.
А потом вернулись?
Р.
Да, в 1948 году я вернулась сюда. Там уже вышла замуж.
И.
Там еще?
Р.
Конечно. Солдат полно. А потом, вы знаете, многие боялись. Я, например, боялась, мало ли что, солдат есть солдат. Поэтому начал за мной один капитан ухаживать, ну, мы встречались, встречались, мы начали вместе в столовую ходить. Он сам из Смоленска.
И.
И он стал вашим мужем?
Р.
Нет, другой. А этот как бы друг. Замуж вышла за другого.
И.
И вы с ним вернулись на родину.
Р.
Да, сюда в Москву, он был москвич.
И.
У вас никаких проблем с органами безопасности не было?
Р.
Нет, а я ничего не скрывала, я все рассказала, что было. И когда я работала в штабе, на меня отправили в Орел запрос. А там меня уже похоронили, считали, что часть погибла. И мама похоронила, думала, что я погибла. А я не могла найти своих родных. Я писала, а их нигде нет. Их эвакуировали, и они в другом месте жили. Сейчас ничего не найдешь, а тогда и подавно. Потом пришла на работу как-то, а мы работали, и нас было пять человек, и вот начали получать письма девчонки. И через штаб написали запрос в Орел, и там нашли. Вызывают меня в штаб и говорят: «Ну, давай пляши!» – «А почему?» – «Вот, на, читай. Ты такого знаешь». – «Это мой отец». Пришел в Орел розыск, а отец мой там при начальстве был, он там в отделе каком-то после войны работал и написал мне письмо. Ой, Господи, я расплакалась, есть хоть куда ехать. Они уже жили в другом месте, потому что там села были уже разбиты, где немец проходил. А сейчас ему царство небесное, он умер, мой папка, и мамка тоже, и три брата умерло, а мы, три сестры, остались. Я самая старшая.
И.
Вы вернулись на родину с мужем, вопросов к вам от органов не было, где вы здесь устроились на работу?
Р.
Здесь куда я пошла? Работала где… не помню. О чем я говорила?
И.
Когда вы вернулись в Москву, куда вы пошли работать? Или не пошли сначала?
Р.
У меня сначала сын родился, сидела дома. Дочка первая была, умерла. Да, я устроилась бухгалтером, я хорошо работала, потом… не могу даже вам сказать.
И.
А когда устраивались на работу, вы должны были заполнять анкету и писать, были ли в плену?
Р.
Нет, как раз не писала. Сказали, не писать.
И.
Кто сказал?
Р.
У нас замполит, когда я была у Рокоссовского, он сказал: «Дочь, вернетесь, не пишите, что вы были там, у немцев». Это только после.
И.
После – это когда?
Р.
К 80-м ближе.
И.
Вы рассказывали своим близким, детям, например, что были в лагере?
Р.
Нет, долго не рассказывала.
И.
А почему?
Р.
Не знаю почему. Зачем ребенку рассказывать.
И.
Но позже-то.
Р.
Потом говорила.
И.
Родственники, отец, мать, знали?
Р.
Конечно.
И.
Когда в Советском Союзе выходили книги о Равенсбрюке, вы их
читали?
Р.
Да. Вот, кстати, книга, могу вам подарить.
И.
С книгами Никифоровой вы были знакомы?
Р.
Знакомилась я с ней. Вот еще книга. (Показывает.)
И.
Это книга Шарлотты Мюллер.
Р.
Я ее знаю, она сюда ко мне приезжала.
И.
Вы с ней в лагере познакомились?
Р.
Да.
И.
Как это произошло?
Р.
Ну так вот, где-то встретились, поговорили, они любили нас очень, немки политические.