Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

«Лангерн, Корнуолл.

Дорогая Деб!

Мы так удалены здесь от войны, даже не верится, что где-то она все-таки идет. Очень рада была получить от тебя письмо. Хорошо, что у тебя интересная работа.

Тетя Грейси сильно одряхлела и не совсем хорошо соображает. По-моему, она мне рада. Она много рассказывает о прежней жизни, но иногда, кажется, путает меня с моей матерью. У них здесь теперь выращивают гораздо больше овощей, чем раньше, бывший сад превратили в картофельное поле. Я понемногу помогаю старику Сайксу. Это дает мне ощущение, будто я тоже делаю что-то для войны. Ваш папа, кажется, не вполне удовлетворен своими теперешними обязанностями, но все-таки, как ты правильно пишешь, по-моему, ему тоже приятно делать хоть что-то полезное.

Нежно целую,

твоя мама за два пенса».

Таппенс перевернула чистый листок.

«Родной мой Дерек!

Твое письмо очень меня ободрило. Присылай почаще армейские открытки с приветами, если некогда писать письма.

Я приехала погостить к тете Трейси. Она сильно одряхлела, о тебе говорит как о семилетием мальчике, а вчера дала мне десять шиллингов, чтобы я послала тебе от нее в подарок.

Я по-прежнему не у дел — никому не требуются мои бесценные услуги. Поразительно! Папа, как я уже сообщала, получил работу в Министерстве Потребностей. Его отправили куда-то на Север. Лучше, чем ничего, конечно, но все же не то, чего бы ему, бедному, хотелось, рыжему старикашке. Хотя я считаю, мы должны держаться скромно, не лезть на рожон и предоставить воевать вам, молодым дуралеям.

Не прошу тебя беречься, поскольку понимаю, что сейчас от тебя требуется как раз противоположное. Но смотри не делай глупостей.

Нежно целую,Таппенс».

Оба своих письма Таппенс вложила в конверты, надписала адреса, приклеила марки и на обратном пути в «Сан-Суси» опустила в почтовый ящик.

Идя по улице вверх, она вдруг заметила впереди двух человек, мужчину и женщину, занятых разговором. Таппенс остановилась как вкопанная: женщина была та же, что вчера справлялась у нее о «мистере Розенштейне», а ее собеседник — не кто иной, как Карл фон Дейним.

Никакого укрытия на улице не было, незаметно подобраться к ним и подслушать их разговор не представлялось возможным. Мало того, в эту минуту молодой немец повернул голову и увидел ее. И тут же разговаривающие вдруг расстались, женщина перешла через улицу и торопливо прошла мимо Таппенс по другой стороне. А Карл фон Дейним остался поджидать миссис Бленкенсоп. И когда она с ним поравнялась, учтиво пожелал ей доброго утра.

Таппенс сразу же сказала:

— Какое необычное лицо у дамы, которая сейчас с вами разговаривала, мистер Дейним.

— Да. Она из Центральной Европы. Полька.

— Вот как? Ваша знакомая? — поинтересовалась Таппенс, довольно похоже подражая тете Грейс, когда та приставала к ней в молодости с неуместными расспросами.

— Отнюдь, — сухо ответил Карл. — Никогда ее раньше не видел.

— О, неужели? А мне показалось… — Таппенс сделала красноречивую выжидательную паузу.

— Она только спросила дорогу. Я говорил ей по-немецки, потому что она плохо владеет английским.

— A-а, понятно. Ей нужен был какой-то адрес?

— Нет, она спрашивала, не знаю ли я тут поблизости некой миссис Готлиб. Я не знаю, и тогда она говорила, что, по-видимому, неверно записала название дома.

— Ах, так.

Мистер Розенштейн. Миссис Готлиб.

Таппенс искоса взглянула на Карла фон Дейнима, шагавшего бок о бок с нею. Лицо его было неподвижно, спокойно.