Разберёмся по-семейному

Крот посмотрел на Барского и расплылся в улыбке.

Двое других развалились на низком кожаном диване. Один был высок, с косым пробором в гладких черных волосах. На нем были очки в золотой оправе, он был хорошо выбрит и производил впечатление общей ухоженности, которое еще больше усиливал его блестящий костюм. Барский прикинул, что в магазине «М-1» похожий костюм он видел за тысячу долларов.

Ему уже доводилось видеть это лицо в газетах, порой оно мелькало по телевидению. Несколько раз он принимал участие в различных благотворительных шоу. Он был председателем правления «Промсервискредитбанка» по имени Арнольд Гершкович.

Второй был глубокий старик ниже его ростом и плотнее. Он был одет в измятый пиджак, не подходящий по тону к брюкам, клетчатую рубашку и туфли на толстой подошве. Ризван Казиев своей густой белой шевелюрой, круглым невыразительным лицом, седой бородкой и усами напоминал главного грека столицы. Несмотря на то, что в колонии ему, очевидно, были созданы самые тепличные условия, тридцать лет Колымы никому не проходят даром. Его взгляд был опустошен и безрадостен.

Барский взглянул на них.

— Ну и что? — спросил он.

Синеносый встал в дверях. Смуглый прислонился к стене справа от него. Казалось, что они наконец позволили себе расслабиться, но оружия из рук не выпускали.

— Давайте я его немного утихомирю. Да и разговор пойдет побыстрее, — предложил Крот. Он поудобнее перехватил дубинку и направился к Валерию.

— Заткнись, Сашка. И сядь, — приказал Казиев. — А еще лучше, вышел бы отсюда на хер.

— Мне нужен этот козел, — упрямо сказал Крот, тронув пальцем синяк под глазом. — За ним должок.

— Проследи, чтобы нас никто не беспокоил, — негромко сказал Казиев. — Пока мы еще не можем отдать его тебе.

Крот посмотрел на него, пожал плечами и вышел.

— Ну? — переспросил Барский. Он стоял посредине комнаты и хмуро смотрел на них.

Арнольд Гершкович прокашлялся. Черт возьми, подумал Барский, он и ведет себя как настоящий банкир.

— Чего ты пытаешься добиться? — спросил тот, поправив свой галстук в полоску. — Чего ищешь? Зачем суешься не в свои дела?

— А если я не скажу?

Что-то мелькнуло у него за спиной, и острая боль обожгла затылок. Барский упал на колени. Сине-зеленый рисунок на поцарапанном линолеуме поплыл у него перед глазами. Сквозь туман, застлавший глаза, он заметил синеносого, который стоял над ним, помахивая пистолетом.

— Скажешь, — заверил его синеносый.

— Поднимите его, — распорядился Казиев.

Барский почувствовал, что ноги вроде бы снова держат его. Он покачнулся и потряс головой, чтобы прийти в себя.

— А теперь, если ты не хочешь, чтобы тебе пришлось совсем плохо, скажи, что тебе нужно, — сказал Гершкович.

— Мне нужен Фима Лифшиц, — помолчав, сказал Барский. — Похоже, что вы тоже разыскиваете его.

— Зачем, он тебе? — настаивал Гершкович.

— Чтобы сделать одолжение хорошему человеку. Девушке, которая оказалась связана с ним.

— Ты имеешь в виду эту шлюху-художницу? — поинтересовался Казиев.

— Для тебя она Наталья Владимировна.

Казиев от души расхохотался.

— И не такие умники, как ты, здесь раскалывались. Стоит мне сказать слово, и Сашка тебя на запчасти разберет. Ты не в детском садике, парнишка. Так ты ее имеешь в виду или нет? У Лифшица их была целая конюшня.

— Да, это она.

— Передай ей, чтобы она забыла об этом бродяге. Сделай ей одолжение, — сказал Казиев.

— Я тоже так думаю, но она пока не готова принять это. Кроме того, один из ваших подонков решил умереть у нее на квартире. Такие вещи девушек нервируют.

— Да, — тихо сказал Казиев. — Так ты пришил и Гришку?

— Нет, — спокойно сказал Барский. — Но ведь он был ваш, а?

Казиев пожал плечами.

— Он просто там оказался.

— Что ему понадобилось?

— Жизнь стала трудной, — снова пожал плечами Казиев. — Может быть, он решил позаимствовать деньжат на кусок хлеба, чтобы свести концы с концами.

— Но если у человека есть, скажем, тридцать кило чистого золота, жизнь уже не так беспросветна. Правильно, Ризван?

Казиев вспыхнул.

— Ты это о чем? — рявкнул он.

Барский почувствовал, с каким вниманием они уставились на него, ожидая ответа. Очень медленно он достал сигарету и закурил.

— Насколько я могу судить, эту историю знают многие. Кое-кто из ментуры считает, что это ты провернул в 1966 году историю с гохрановским броневиком.

— Это ложь! — закричал Казиев. — Вы, суки, посадили меня ни за что! Ни за что! Я отсидел тридцать лет! Тридцать лет, хотя такого срока даже в УК нету!

Барский кивнул: