Разбитое сердце

Я вспоминала все наши забавы, разговоры о нашем общем жилище, о котором мы так часто мечтали вместе, — об уютной квартирке на Шербрук-стрит[9], или, если мы сможем позволить его себе, — о домике на Кот-де-Нэж[10], откуда открывается такой прекрасный вид и где можно завтракать на балконе над кронами деревьев. «Комната с видом…» — как часто вспоминала я слова этой популярной песни, казалось, созданной специально для нас с Тимом. Да, Тим стал частью меня самой, а вот Питеру никогда не стать моей половинкой. Я чувствовала, что Тим принадлежит мне, а я ему, точно так же, как дети неразрывно связаны со своими родителями.

Милый Тим! Мне вспомнилось его изумление при нашей нежданной встрече, как сперва побледнело, а потом раскраснелось его лицо, как целовал он меня во тьме оружейной комнаты… И все же, оставшись в своей спальне в одиночестве, я чувствовала, что поцелуй Питера становится между Тимом и мной.

Прежде меня так никто не целовал. И я испугалась того, что сделал со мной этот поцелуй, того, что он пробудил во мне.

Часы на каминной полке показывали половину двенадцатого.

«Ждать еще долго», — подумала я и принялась беспокойно ходить по комнате. Интересно, когда заснет Питер. Что, если он тоже не может уснуть и, услышав мои шаги, последует за мной вниз по лестнице? Дом этот стар, половицы скрипят под ногами, но, с другой стороны, — стены-то толстые.

Несмотря на страх и волнение, ничто в тот момент не могло повлиять на мою решимость встретиться с Тимом, снова увидеть его, поговорить с ним. Дело было не в том, что я хотела этого, скорее, мной двигало чувство долга. Я ощущала, что в долгу перед ним. Но с другой стороны: с какой стати — ведь, в конце концов, это Тим скверно обошелся со мной. И тут я поняла, что случилось.

Должно быть, эта девица, эта самая Одри Герман, кем бы она там ни была, приворожила его к себе. Он попал в новые для себя условия, он усердно работал и столь же усердно играл — как требует его природа. В отличие от Питера, он никогда не умел осторожничать — посмотреть, куда прыгаешь, сосчитать до десяти прежде, чем открывать рот — словом, делать все так, как нам советуют еще в детстве.

Тим горяч и порывист. И, повинуясь минутному влечению к этой Одри Герман, он решил, что пришла к нему новая большая любовь. И он, увлеченный ею, разорвал нашу помолвку.

Теперь я могла понять, какое отчаяние он ощутил, когда пришло отрезвление и он понял, что подлинные чувства его остались неизменными и что он по-прежнему любит меня.

Я решила, что смогла правильно разобраться в его ситуации, однако это никак не помогло мне разрешить мою ситуацию. Расхаживая по своей спальне, я пришла к выводу, что трудности моего положения не уменьшаются, а напротив — увеличиваются.

Наконец часы пробили двенадцать, потом стрелка неторопливо подползла к четверти первого. Я привернула лампу, стоявшую на моем умывальном столике, взяла электрический фонарик и очень осторожно приоткрыла дверь своей спальни. Дверь скрипнула, и, задержав дыхание, я застыла на месте, а потом заметила, что под дверью напротив нет светлой полоски.

Тихо, на цыпочках, я начала красться к лестнице.

Глава шестнадцатая

Едва ли мне удастся когда-либо забыть, каким длинным показалось мне расстояние между моей спальней и большой гостиной замка. Каждый скрип лестницы под ногой, каждый шаг казались мне пистолетным выстрелом, и к тому времени, когда я наконец добралась до двери гостиной, мне уже казалось, что я успела поседеть от напряжения и страха. Я осторожно повернула ручку двери и увидела, что Тим уже ожидает меня у камина. Дед, конечно, уже по привычке привернул все огни, отправляясь спать, однако языки пламени, все еще плясавшие на углях, кое-как освещали пространство перед камином.

Сама же комната были погружена во тьму, так что казалось, будто Тим ожидает меня на золотом острове.

— Дорогая! — воскликнул он, пока я шла к нему. — Я боялся, что ты не придешь.

— Тихо! — приказала я.

Хотя Тим говорил негромко, сам звук его голоса испугал меня.

— Никто нас здесь не услышит, — ответил он и добавил, прикоснувшись к моей руке: — Что это? Ты дрожишь? Так нервничать не в твоем характере, Мела.

— Я потрясена, — призналась я. — Неужели вся эта ситуация нисколько не смущает тебя? Я и в самом деле не понимаю, как у тебя хватило смелости или, лучше сказать, наглости добиваться встречи со мной… после того, как ты узнал, что я теперь замужняя женщина.

Тим ухмыльнулся в самой обычной манере. Эта ухмылка, как мне было хорошо известно, означала, что он особенно доволен собой.

— Я удачно воспользовался возможностью, — сказал он, заговорщически улыбнувшись.

— Какой возможностью?

— Той, что ты не спишь со своим мужем. В конце концов, англичан всегда считали холодными в постели, но в твоем браке есть нечто более интригующее — он какой-то поддельный.

— Не знаю, почему ты так решил, — проговорила я, ощущая, что ответ мой неубедителен и лишен нужной убедительности. Мне следовало бы рассердиться на Тима за эти слова, но я не могла этого сделать.

— Разве я неправ? — настаивал на своем Тим.