Разбитое сердце богини

– Я говорю что хочу, – заметил Калиновский. – Я начинал служить чуть ли не постовым, так вот, на своем веку я видел немало людей, попавших в беду. Историй, которых я наслушался, хватило бы не на один роман, и некоторых пострадавших мне было очень жаль, поверьте. Но тратить свою жалость на Шарлахова и ему подобных я не намерен. Да и сам Шарлахов мне платит вовсе не за сочувствие. – Он поднялся с места. – Ладно, леди и джентльмены, собирайтесь. Дядя Ипполит не любит долго ждать, и я его понимаю. – Он повернулся ко мне. – Должен вам сказать, дражайшая Татьяна Александровна, – он с явным удовольствием произнес этот вычурный и устаревший оборот, – что вы немало продвинули вперед мое дело.

– Неужели? – сухо спросила я.

– Конечно. Теперь, когда мы знаем про нашего клиента, что у него отсутствует фаланга правого мизинца, найти его будет гораздо легче. – Он достал из кармана сотовый. – Ипполит Сергеевич? Капитан Калиновский. Я их нашел. Да, девушка в порядке. Он ранен, но не похоже, чтобы смертельно. Разумеется, хороший врач не помешает. Да, Ипполит Сергеевич, должен вам сообщить. Девушка вспомнила одну деталь. У Ангела Смерти отсутствует крайний сустав правого мизинца. Да, только сейчас. Почему не раньше? Ну, знаете, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Думаю, именно из-за забывчивости свидетеля Ангел пытался от нее избавиться, пока она не вспомнила эту важную деталь. К счастью, ему это не удалось.

Глава 19

Мотоциклист

Дубль два.

Вновь передо мной вырастает трехэтажная коробка шарлаховского дома. Вновь я выхожу из машины в сопровождении Охотника, и вновь Никита Боголюбов стоит на пороге и щерит в улыбке безупречные зубы.

– Так-так, – проговорил он нараспев. – Как говорится, с возвращением!

Но глаза у него, когда он посмотрел на Охотника, были злые, и я поняла – он никогда не простит, что его брат погиб, а мой спутник остался жив. К нам подошел капитан Калиновский с неизменной папочкой.

– Ну, господа хорошие, – продолжал Никита, – будьте добреньки, отдавайте оружие.

– У меня ничего нет, – хмуро ответил Охотник. Свой пистолет он действительно оставил в машине.

– У меня тоже, – весело поддакнул Калиновский.

Он и пухлолицый Никита поглядели друг на друга в упор, и в душе моей шевельнулось предчувствие, что они вот-вот вцепятся друг другу в глотки. Но ничего не произошло: каков бы ни был норов Никиты, он спрятал его в карман и нацепил на физиономию самое гостеприимное выражение.

– Это правда, что от дачки нашей одни воспоминания остались? – кисло спросил он.

– Истинная правда, – подтвердил Калиновский, и хотя в его тоне вроде бы не было насмешки, Никита весь подобрался.

– Я так и знал! Некоторым, – он бросил на Охотника выразительный взгляд, – нельзя поручить даже охранять сортир, а им вместо того дают важные задания.

– Это ты о себе говоришь? – поинтересовался Охотник.

В ответ Никита осыпал его бранью и стал орать, что он не намерен терпеть оскорбления, что он только что потерял брата, и вообще…

– Это был твой план, умник, – напомнил Охотник. – Можешь считать, что брата ты угробил сам.

После этого Никита кинулся на него и сразу же схлопотал удар в челюсть. Из дома выскочили охранники и стали разнимать дерущихся. Капитан Калиновский во время этой стычки преспокойно говорил по сотовому, не обращая никакого внимания на то, что происходило рядом с ним.

– Прекратить!

И на крыльце возник разъяренный Ипполит Шарлахов. Я поежилась, почувствовав, что даже воздух вокруг как-то сгустился.

– Серега! Мы с ним вместе росли! Вместе по жизни шли… А этот… меня винит, что он погиб из-за меня!

…И в этот момент я почувствовала, что мне все надоело. Надоела стрельба, погоня за неуловимым Ангелом, драмы, свидетелем или действующим лицом которых я была. Мне захотелось просто развернуться и уйти. И я бы ушла, если бы не капитан Калиновский.

– Татьяна, вы куда? Нам в дом.

– Я не вижу смысла тут оставаться, – буркнула я, и это было полуправдой.

– Смысл есть. Вы же наш единственный свидетель.

– Но я уже рассказала все, что знаю.

– А вдруг вы еще что-нибудь вспомните, как сегодня?

Я посмотрела на его лицо и поняла, что возражать бесполезно. И еще я поняла, что адски устала. События этой ночи окончательно меня вымотали.

В холле мы расстались. Охотника увели к врачу обрабатывать рану, Ипполит Сергеевич и Калиновский ушли совещаться, а мне дворецкий сказал, что я могу подождать в одной из комнат, и провел меня в маленькую симпатичную гостиную, где стоял огромный аквариум и напротив него – мягкий, как пух, восхитительный бархатный диван. Едва дворецкий скрылся за дверью, как я сбросила обувь, рухнула на диван и тотчас же провалилась в сон.

…По шоссе медленно катится горящая покрышка.

Взрыв, и из огня вылетает мотоциклист. В свете зарева мне кажется, что на плечах у него две головы, но я тотчас же во сне понимаю, что это сон.

Мотоциклист подходит ко мне, в руке у меня пистолет, но, сколько я ни стреляю, противник все приближается. Мотоцикл, само собой, уже куда-то исчез.