– У Владислава и Алексея, – пояснил Охотник, – разные матери. Они единокровные братья, Владислав – старший, а Алексей – младший. Мать Владислава умерла много лет назад – попала под машину. Это случилось, когда Ипполит Сергеевич еще работал инженером, если я не ошибаюсь. А с матерью Алексея они развелись несколько лет назад.
Прощание с покойным подходило к концу. Пора было ехать на кладбище.
Глава 24
Кое-что о вреде курения
Вопреки опасениям Владислава Шарлахова, и на кладбище ничего не произошло, – если, конечно, не считать инцидента с невесть откуда взявшимися настырными телевизионщиками. У них отняли камеру, а журналисту разгневанный Владислав лично пообещал, что вскорости сместит руководство его канала. На что журналист (очевидно, не робкого десятка) ответил, что надеется до этого увидеть всю мафию Шарлаховых в гробу. После таких слов вмешалась уже полиция, караулившая все подступы к кладбищу. Журналисту, оператору и их шоферу заломили руки и запихали в полицейский фургон.
– И зачем люди на неприятности нарываются, – вздохнул Калиновский.
Я ничего не ответила и только плотнее закуталась в черное пальто.
С неба сыпал похожий на крупу мелкий дождик. День выдался промозглый и хмурый, в ветвях деревьев надрывно каркали вороны, которых не смущали ни охрана, ни напряженные лица прощавшихся с «дорогим другом, незабываемым Ипполитом Сергеевичем, мир его праху». Мне уже ничего не хотелось – хотелось только, чтобы все это поскорее кончилось. Никого, даже отдаленно похожего на Ангела Смерти, я в толпе не заметила.
Однако оставались еще поминки, и кортеж машин потянулся с кладбища обратно к особняку. Кое-кто нашел в себе силы уклониться от этого. Несколько чиновников сразу же вспомнило, что их ждут неотложные дела, и откланялось. Уехала и жена Шарлахова, даже не попрощавшись с пасынком. Я вполне ее понимала – она потеряла сначала сына, потом бывшего мужа, и на обмен любезностями у нее просто не оставалось сил.
В наше отсутствие столы были накрыты, и надо сказать, что выставленные в изобилии поминальные яства поражали воображение. Чего тут только не было! Особенно мне запомнились фигурно нарезанные арбузы, полосатые, как зеленые тигры, и размякшие омары с растопыренными клешнями. При виде снеди гости малость приободрились. Лица расцвели румянцем, кто-то даже позволил себе пошутить. Марина скользила между столами кошачьей походкой, для каждого из оставшихся находя нужное слово, и бриллианты трепетно мерцали на ее шее и в ушах.
Челюсти энергично двигались, перемалывая пищу. Нежно, печально, надломленно звенели бокалы. Ко мне подошел Калиновский. В черном, безукоризненно сшитом костюме он выглядел почти по-человечески.
– Не заметили никого подозрительного, Танечка?
Я проглотила напиток, который был у меня во рту, и отрицательно покачала головой.
– По-моему, все это глупости. Ангела здесь нет.
– Вы в этом уверены? – спросил Калиновский, прищурившись точь-в-точь как покойный Ипполит Сергеевич.
– Да, – подтвердила я, – и вообще, не такой он дурак, чтобы соваться сюда.
– Согласен с вами, – поддакнул Калиновский, – но, видите ли, почтеннейшая Татьяна Александровна, это его единственный шанс добраться до Гнедича.
Я невольно обернулась в сторону колобка. Слегка наклонив голову, он внимательно слушал, что ему шептал на ухо человек с тяжелым взглядом и мощными складками жира, подпиравшими воротничок белоснежной рубашки. В некотором отдалении от них стоял уже знакомый мне Петр Петрович, разговаривая с какой-то холеной дамой.
– В самом деле? – пробормотала я. – Мне это как-то не приходило в голову. Почему единственный?
– Сегодня вечером, сразу же после похорон, – пояснил подошедший к нам Охотник, – Гнедич улетает обратно на Кипр.
– Что, доктор прописал теплый климат и щадящий режим? – хмыкнула я. – Бросьте вы, ради бога. Захотят достать Гнедича – и на Кипре достанут, киллерам никакой остров не помеха. Вот так. – И я широко улыбнулась.
– Ой, Таня, следите за языком, – вкрадчиво шепнул Калиновский. – А то нехорошо выходит.
– Что именно? – в упор спросила я.
– Ваша манера резать всем в глаза правду-матку, – отозвался капитан. – Москва – город суровый, здесь осторожней надо быть, а то так недолго и в беду угодить.
– Уже угодила, – отрезала я, – из-за какого-то хмыря без мизинца который день коротаю в вашем обществе. Хуже действительно не придумаешь.
– Я чувствую, Таня, я вам не нравлюсь, – промолвил Калиновский после паузы, тяжелой, как бочка с цементом, в которую запаяли труп невинно убиенного гангстера, прежде чем спустить его на дно морское.
– Мне вообще мало кто нравится, – с вызовом отозвалась я. – Такая уж я родилась привередливая.
– Однако с Охотником у вас полное взаимопонимание, – не преминул подколоть меня капитан. – Любопытно знать почему.
– Да потому, что он меня не напрягает дурацкими разговорами.
– Да, Охотник у нас человек молчаливый, – согласился Калиновский. – И надежный как скала.