Разбитое стекло (СИ)

Наконец, дело закрыли, и лежащее в кармане письмо с судебным приговором освободило Николая Петровича от лишней заботы. Однако освобождение это показалось мужчине похожим на эйфорию после болезни, когда закрашенный серыми красками мир обманчиво заиграл цветами, обещая полное и скорое выздоровление.

Освобождённый Николай Петрович чувствовал себя неуютно - так, как будто позавчера только лазил внутри машины, выковыривая осколки разбитого стекла из труднодоступных мест, вчера безуспешно искал новое стекло подешевле, а сегодня смотрел на вставляющего стекло старшего сынишку, который сам же его и купил.

А ещё ему было не по себе от памятных солнечных бликов июльского полдня и крутящегося в них подозрительного молодца в чёрных одеждах, искоса подсматривающего за Николаем Петровичем, отставшим на пару минут от общего обеденного потока.

Парень в чёрном вразвалочку шагал по стоянке машин, говоря по телефону. Или делал вид, что разговаривает. А на бордюре, около заднего колеса припаркованного автомобиля Николая Петровича, притулилась пустая коричневая картонная коробочка из-под йогурта. Николай Петрович отметил парня и эту коробочку боковым зрением, когда открывал и закрывал машину, доставая с заднего сиденья пакет с вещами, которые нужно было отнести невестке, в съёмную квартиру неподалёку, куда проще дойти, чем доехать.

Пока он возился, разговаривающий по телефону чужак с татуировкой на запястье подошёл к машине и остановился неподалёку, на газоне за тротуаром.

Захлопнув дверцу, Николай Петрович запнулся: сиротливая вытянутая коричневая коробочка на камне и высокий парень в чёрных брюках и обтягивающей поджарый торс тёмной рубахе с рукавами, длины которых едва хватало закрыть руки, когда они были опущены, - эта коробочка и этот парень выбивались из светлого июльского окружения и точно подходили друг другу. Без всяких сомнений коробочку из-под йогурта у машины оставил чужак, и Николая Петровича подмывало спросить его походя, зачем. Он бы и спросил, если бы незнакомец не смотрел в сторону, рисуясь профилем, и не беседовал, цедя словами, с далёким "братаном".

Парень в чёрном был мутный, с нижних ступенек блатной иерархии, как уверенно о нём мог судить Николай Петрович и каждый житель нашей страны, наученный сменяющими друг друга на голубом глазу полицейско-воровскими сериалами.

Следом за крутящимся в солнечных бликах чернявым парнем Николай Петрович припомнил себя, неспешно возвращающегося под ласково греющим солнышком к институтской стоянке, на которой в разгар обеденного перерыва осталось всего три или четыре машины, включая одинокую, на отшибе, "ласточку" Николая Петровича.

Пока подходил, из проходной вышла давняя знакомая, обрадовавшаяся встрече.

"Привет." - "Здравствуй. Далеко собралась?" - "Размяться немного. Одеревенела от сидения. Как дела, Коля? Как давление?" - "Нормально. Радуюсь лету. И спокоен, как слон. У тебя как дела?" - "Тоже болячки свои залечила, тоже радуюсь. Я тебе не говорила, что Руслан женил старшего?" - "Говорила".

"Ой, что это? Стекло... Чья машина?" - "Моя". - "Боже мой! Что делать? Украли что-нибудь?" - "Барсетку, похоже, вытащили". - "Деньги были, документы?" - "Денег немного. Карточка банковская. Права". - "Наверно, полицию надо вызвать? В банк позвони. Я сейчас свою карточку достану, подскажу номер."

"Алё, девушка, здравствуйте. У меня карточку украли. Заблокируйте её, пожалуйста." - "Последние цифры номера помните? Ваше имя? Кодовое слово?.. Ваша карта заблокирована. Обратитесь за новой в ближайшее отделение банка".

"Заблокировал? А я телефон полиции нашла. Звони."

"Алё, девушка, у меня стекло в машине разбили." - "Из машины что-то пропало? Деньги? Документы? Где это случилось? Когда? Вы где находитесь? Никуда не отлучайтесь. Ждите сотрудников."

"Приедут? Надо ждать. Какое несчастье! Коль, можно, я пойду?" - "Конечно, иди. Спасибо за помощь".

На круглом лице знакомой - гримасы испуга и переживаний. В голосах банковской и полицейской дежурных - сочувствие. Лицо Николая Петровича - маска. Досада наружу не прорывается. И нутро не ходит ходуном, как заходилось бы до болезни, а вяло и плохо соображает, что делать.

Приехал сын, похлопал дверью машины, насыпав в салон мелкие кусочки от удержавшихся на краях волн битого стекла. После него в салон полез Николай Петрович: проверил содержимое бардачка, рассыпав на сиденья и в дверные щели последние колючие остатки.

"Хорошо, хоть паспорта в сумке не было. Что же ты, папка?" - "Да вот, сглупил."

Объяснять сыну было нечего и незачем. Что толку от того, что сумочку Николай Петрович оставлял в машине только возле института, где никогда никаких хулиганов не бывало? Или от того, что прилаженную между водительским и пассажирским креслами барсетку в затемнённые задние стёкла не было видно совсем, а в передние надо было ещё присмотреться, чтобы увидеть?