Вон в кабинете зубы сверлят – думаете, зубной врач? Нет, сверловщик третьего разряда. Врач на овощебазе картошку перебирает. А грузчики оформляют наглядную агитацию. А художник на стройке работает – квартиру хочет получить. Строитель квартиру уже получил и ушел работать в автосервис. Объясните, кем он там работал, что получил восемь лет с конфискацией?
Инженеры кроют крыши. А вот продает им шифер – это продавец? Нет, кровельщик. И сует он кому-то в лапу. Взяточнику? Нет – ревизору. Недаром призывают – овладевайте смежными профессиями!
А как отличить: какая смежная, какая основная? На основной зарабатывает сто рублей, на смежной – покупает "Жигули".
Вот в темноте из магазина топают фигуры с мешками. Воры? Не оскорбляйте, это по смежной профессии. По основной – скромные герои торговой сети.
Вот ударники вкалывают по двенадцать часов в сутки. Работяги? Нет это отдыхают в законном отпуске научные сотрудники. На шабашке. И зарабатывают за этот отпуск столько, сколько за весь остальной год. Как же они выдерживают? А они весь остальной год отдыхают: сидят в лаборатории и играют в шахматы.
А вот эти туфли шил уж точно сапожник. Нет – шофер. Сапожник работает на кране.
Учтите, что написал все это электрик, пока я чинил проводку.
Нам некогда
Нам некогда. Мы сдаем. Мы сдаем кровь и отчеты, взносы и ГТО, рапорты и корабли, экзамены и канализацию, пусковые объекты и жизненные позиции. Жены говорят, что мы сдаем. Сдаем к юбилеям и сверх плана, по частям и сразу, в красные будни и черные субботы. Сдаем в гардероб и в поддержку, на подпись и на похороны, в ознаменование и в приемные пункты, сдаем на время и на ученую степень, деьгами и зеленым горошком, в местком и в архив, сдаем раньше срока, стеклотару и билеты в театр, потому что в театр некогда.
У нас – своя трагедия. Нам некогда. Мы работаем. Труд красит человека. От этой краски за месяц отпуска еле отходишь.
У нас слишком много начальников и лейкоцитов в крови, воды в сметане и конкуретнтов в списке не жилье, проблем для голов и голов для ондатровых шапок, поэтому мы плохо выглядим.
Нам надо отдохнуть. Придти в себя. Полежать. Послушать тишину. Понюхать молодую травинку. А то некогда. Некогда читать книги и нотации детям, писать жалобы и диссертации, ходить в гости и на лыжах, посещать театр и дантиста, думать о жизни и рожать детей.
А если не будет детей, то на черта нам вообще вся эта карусель?
Сестрам по серьгам
Енералов принес главному редактору условленную повесть. После ухода автора главный устало снял улыбку: Енералов имел имя, имел репутацию, имел вес, из чего следует, что он много что имел, а в частности шестьдесят процентов аванса по договору.
На редколлегии все посмотрели друг на друга, и курящие закурили, а некурящие достали валидол.
И стали редактировать. Завотделом прозы ознакомился с первым абзацем и передал рукопись редактору. У него было особое мнение о Енералове. Редактор не ознакомился с первым абзацем и передал рукопись практиканту. У него было еще более особое мнение о Енералове. Практикант прочитал и тоже составил мнение о о Енералове, кое и высказал вслух в непосредственной форме, за что ему прибавили рецензий на десять рублей.
Практикант хотел стать писателем: он пеерписал все по-своему.
Редактор был начинающим писателем: он вычеркнул все «что» и «чтобы» и убрал две главы, а также одного героя, чтобы прояснить психологическую линию.
Завпрозой был молодым писателем; он снял концовку, а завязку поместил после кульминации с целью усилить последнюю.
Ответсекр был профессиональным писателем: он заменил название, усилил звучание и поправил направление.
Машинистка не любила писателей (кроме одного, славного…); она авторизировала, чтобы не скучать, и сократила, потому что все равно было скучно.
А главный редактор был главный редактор; он любил свой журнал и занл хорошо, что любви без жертв не бывает. Он вздохнул и понаводил глянец, хотя знал хорошо, что на валенок глянец не наводится.
На редколлегии все не смотрели друг на друга, и некурящие закурили, а курящие достали валидол.
Вычитывая гранки, Енералов сказал, что это единственная редакция, где умеют прилично работать с рукописью. Когда вышел номер, он появился в новой дубленке и сделал главному приглашение в ресторан. А прочим преподнес по журналу с трогательным посвящением от автора. Машинистке подарил шоколадку. А практиканту ничего не подарил. У того уже практика кончилась.
Кентавр
Уж кто кем родился, дело такое. Стыдиться тут нечего. У нас, так сказать, все равны. Александра Филипповича – так того вообще угораздило родиться кентавром. Кентаврам еще в античной Греции жилось хлопотно. А теперь о них почти и вовсе ничего не слышно.
Сначала его не принимали в детский сад: намекали, что нужна специальная обувь, кровать и прочее. Пришлось без боли вырвать заведующей два зуба, устроив ее к знакомому частнику-стоматологу. Но и тогда не велели ложиться в кровать с копытами, а на прогулках он должен был плестись в конце и не размахивать хвостом.