Разбой

– Не все ж в круге земном так озверели, как девятиреченцы, – предположила Хельга. – Я больше беспокоюсь, чтоб эту морду в зеркале не увидеть! – Ну это уж ты совсем зря. Дайнавов ведь на подлёте не перестрелял? Сожаление руку остановило? – Сожаление, что остановило мою руку, – Самбор снова невесело фыркнул. – Было о том, что весь боезапас у меня ещё на вылете из Щеглова Острога кончился. Пришли? Самые древние идолы-капи были вытесаны из валунов в тёмное время – Кром, Магни, Собака. В последующие века, к ним добавили деревянных Сварожича, Погоду, Яросвета, Свентану, и бронзовую Беляну, так что истуканы неровной цепочкой окружали вершину невысокого холма, с приземистым прямоугольником жертвенника посередине. Чуть поодаль на север возвышался Слонь-камень, к которому прислонилась избушка Уленгерова скита, а за камнем – успевший одичать огородик, где Уленгер пустынник выращивал не то чтобы овощи и не то чтобы целебные травы, а всевозможную шмаль. Там и сидел Курум, устроившись в плетёном кресле, тетрадь на коленях, садовая тяпка и ведёрко с незнакомыми Хельге луковицами у ног, круглые очочки на носу, следы земли в седой бороде. О бороду старец вытер руки, прежде чем занести в дневник ботаническое наблюдение, плавно и быстро проговаривая вслух: – «Горный гороховник, орени мимоза, в доледниковый эон водился в западном Винланде только вблизи вершин Мегорского хребта. Находка такого растения-палеотермографа в Тиховольском лесу на берегу Пшны, притока Наревки, может свидетельствовать о том, что климат ещё не вернулся к доледниковому, и находится в неустойчивом равновесии, что не исключает возврата оледенения. Ради осторожности следует заметить, что это растение могло быть намеренно занесено в Тиховольский лес из-за его лекарственных свойств». Ну, что? Хельга, чадо, кого в гости привела? Ты погоди… Самбор Мествинович? – Курум Алностович, – мечник поясно поклонился старцу. – Ну что ты с поклонами, – Курум поднялся, пристроил тетрадь на кресле, заложив страницу стилосом, и обнял Самбора. – Брони сколько понавешал, тебя и не обхватишь! Как холодильник… Ну пойдём в скит, расскажи, что в Поморье, как Меттхильд, что в поветах говорят, о чём в цехах судят, я бунунского чимара заварил, а Дромил вчера соты принёс, с диким мёдом… – Мистагог, прежде ты нам нужен как судья в одном неприятном деле, – Хельге пришлось прервать старца. – Дичекрады Пушинку убили. – Вот как, – только и сказал Курум. Немного подумав, он добавил: – Смертные доведены до отчаяния и поэтому совершают отчаянные поступки. Что, пошли. Босой старец в перепачканной землёй и соками трав свите проворно зашагал по тропе.