Разбой

Хотя и в Лимене Мойридио кто-то врал, пока жирный афедрон не отвалится и не упадёт, чавкнув, на блестящий мраморный пол под сводами, отделанными смальтой, а дюжиной саженей выше ещё кто-то отсиживал свою тощую сплющенную задницу в башне, смотря на звёзды и планеты, и писал: «Мне не достанет земного круга и отведённого мне Мойрами времени, я хочу постичь тысячу сфер и все времена[312]

«. Немаленькое устремление, но, как говорит Вамба Меткий, «по большой цели и промазать труднее». Половинки герметической двери скользнули в стороны. Я вступил в шлюз. Дверь за мной закрылась, зашипел воздушный насос: давление на камбузе и в химических микроэргастериях поддерживалось на одну восьмую атмосферы ниже, чтобы равно воспрепятствовать распространению запахов, прельстительных или тошнотворных. За второй герметической дверью воздух был насыщен ароматами ергача, теобромы, и корицы. Унферт с Кинериком и двумя не представленными мне телехронистами на побегушках ещё не подоспели, зато телеприёмник плотно обсели только что отстоявшие вахту механики с электриками, и прибившаяся к ним оружейница. – Что смотрим? – спросил я. – Сами в толк не возьмём! – сказала оружейница. – Шкипер, может хоть ты нам объяснишь? В кинескопе, зеленовато-зернистое свечение люминофора отображало резкие тени на поверхности одного из металлических астероидов, выведенных на эпициклы вокруг Хейма. Рядом с глыбой висела, медленно вращаясь вокруг оси симметрии, плавильня. Руны в правом нижнем углу гласили: «Наружный телескоп четыре». – Как не возьмёте? – удивился я. – Смотри внимательнее! На почти незаметных по сравнению с астероидом и плавильней ракетных санях разместились трое – двое у безоткатного ружья, один у светового телеграфа. Передача была направлена на осевую часть плавильни. Я попытался разобрать череду вспышек, прерывисто освещавших скафандры ездоков: «Птяь пудов платины или разрывныи в сферическое зреклао»… – Так. И здесь грабят.[313]

О языке повествования

Участники повествования говорят преимущественно на танско-венедском языке, образовавшемся в результате слияния двух более древних наречий. В танско-венедском есть и довольно много заимствований из третьего древнего (но еще живого) языка, этлавагрского. Поэтому книгу можно считать переводом с танско-венедского на русский, где вместо этлавагрских слов вставлены слова с греческими корнями (например, асирмато или диоптр), имена и географические названия танского происхождения звучат, как скандинавские, а венедского – как славянские. Следует заметить, что до начала ХХ века на севере Европы был в употреблении гибридный язык (пиджин), основанный преимущественно на русском и норвежском. Он назывался «Руссенорск» и использовался моряками и купцами, участвовавшими в поморской торговле. Кстати, известная фраза «Моя твоя не понимай» – пример грамматически правильного предложения на Руссенорске, которое переводится, как жалоба на трудность общения. Для удобства читателя, при первом появлении в тексте трудных имён или слов, в них обозначено ударение. В книге также использовано изрядно других языков, диалектов, и наречий, существовавших или существующих в различных медвежьих углах нашего мира или киберпространства. Гутанский язык, сохранившийся только в личных именах и топонимах, основан на визиготском. Для разработки тиванского языка использовались языки племён пуэбло. Уэлихский язык приблизительно соответствует арауканскому, колошенский – тлингитскому, и так далее.

Технология