– Я должен сделать нечто очень важное. У вас есть возможность либо помочь мне, либо встать у меня на пути. Независимо от этого, будет лучше, если я смогу за вами присматривать.
– Почему это вы решили, что я буду вам помогать? – властно спросила Фара, когда гнев начал заглушать ее панику. – Особенно после того, как вы похитили меня из дома, из моей жизни? Это был безрассудный поступок. Я работаю в Скотленд-Ярде, и меня станут искать. – Фара надеялась, что ее угроза попала в цель. Она вспомнила Блэквелла в бронированной комнате. Он был собран, казался бесстрашным, но она увидела пот на его лбу, напряжение натянутых мышц и пульсирующую на его мощной шее вену. – Полагаю, вы не любите замкнутые пространства, – рискнула Фара. – Если меня обнаружат здесь, вы не сможете избежать обвинения в похищении. Вас наверняка снова отправят в Ньюгейт.
– Вы не допускаете, что я могу сделать так, что вас никогда не найдут? – Его интонация оставалась прежней – холодной и безразличной, но Фара охнула, как будто он ее ударил.
Она молча боролась с охватившей ее от ужаса дрожью. Неужели он имел в виду, что ее не найдут? Или ее тело? Фара вспомнила, что Черное сердце из Бен-Мора оставлял после себя полный разгром – гору трупов и множество пропавших людей. Сожалея о своих угрозах, она стала искать в мрачных мыслях хоть что-то, что можно было сказать в этой ситуации.
– Вы его любите?
Фара опешила.
– Прошу прощения?
– Морли, – пояснил Блэквелл таким тоном, будто имя инспектора было сковано льдом. – Вы собирались принять его предложение?
У Фары появилось странное чувство, что этот вопрос удивил их обоих.
– Не понимаю, какое вам до этого…
– Отвечайте. На. Вопрос, – перебил ее Блэквелл.
Фара негодовала, когда ей приказывали.
Как ни странно, что-то в этой ночной пелене делало ее непривычно откровенной.
– Нет, – призналась она. – Хоть я испытываю большое уважение и симпатию к Карлтону, я его не люблю.
– Вы позволили ему поцеловать вас. – В этих бесстрастных словах каким-то образом прозвучало обвинение. – Он положил на вас руки. Вы имеете обыкновение позволять мужчинам, которых не любите, такие вольности?
– Нет! Я… Морли был первым мужчиной, который поцеловал меня после… – Фара быстро заморгала. Как мог такой человек, как Дориан Блэквелл, вынудить ее защищаться из-за какого-то жалкого поцелуя? Разве он не держит гарема с прекрасными куртизанками? Разве он не самый отъявленный мерзавец в королевстве? – Я не обязана объяснять вам свои действия! Я не воровка, не похитительница и не убийца. Я респектабельная, работающая, хладнокровная вдова и могу позволить себе любые вольности, которые удостою счесть уместными. – Голова у Фары все еще кружилась, и чем больше она волновалась, тем хуже себя чувствовала. То, чем он ее напоил, делало ее безрассудной, импульсивной и эмоцио-нальной.
Темнота оставалась безмолвной и неподвижной так долго, что Фара спросила себя, не был ли призрак Блэквелла галлюцинацией, вызванной наркотиком в ее венах.
– Вдова? – пробормотал наконец Блэквелл, словно она поразила его своими словами. – Вы можете разыгрывать почтенную матрону с другими,
Самонадеянность Блэквелла раздражала Фару, но от его слов ее сердце сильнее забилось. Это было абсолютно невозможно. Разве не так? Ее тайны умерли десять лет назад и были похоронены в мелкой, безымянной могиле.
Вместе с ее сердцем.
– И что же, по-вашему, вам известно? – прошептала она. – Чего вы хотите от меня?
Еще одна вспышка молнии разветвила грозу, осветив его огромную тень, окрасив эбеново-черные волосы в синеву и придав неестественно серебристый оттенок больному глазу. Фаре удалось лишь на миг увидеть выражение его лица, но он не успел нацепить маску бездушия в этот миг, и то, что она увидела, ошеломило ее.
Блэквелл наклонился ближе к ней, опустив голову, и его глубоко посаженные глаза, пылая, смотрели на нее сквозь темные ресницы. Его рука зависла в пространстве между ними, на его лице застыло выражение изысканной боли и тоски одновременно. Видение исчезло так же быстро, как и появилось, и Фара сидела в темноте, ожидая прикосновения его пальцев. Но он не тронул ее, а его тень стала казаться широким контуром на фоне окна, когда он встал и отошел прочь.
– Ваши вопросы лучше оставить на утро, – проговорил он.
Смутившись, Фара не могла отогнать от себя картину того, как он потянулся к ней. Шрам портил резную симметрию черт его смуглого лица. Конечно, он придавал Блэквеллу еще более угрожающий вид, но обнаженная, томительная агония, свидетельницей которой она стала на мгновение, придала ее страху мистический оттенок. Было ли это следствием грозы или ее еще не восстановившегося полностью зрения?
В дальнем конце комнаты открылась дверь, и Фара снова удивилась. Он двигался так осторожно в кромешной тьме, не натыкаясь на мебель и не издавая ни звука.
– Как долго вы намереваетесь держать меня здесь пленницей, мистер Блэквелл? – спросила Фара. Ее руки на простынях дрожали, веки отяжелели.