Оставив свою машину на кордоне, они пересели на сани-розвальни, куда для мягкости Петряев кинул несколько охапок благоухающего свежего сена, и поехали к медвежьей берлоге с двумя сибирскими лайками, которые, виляя хвостами и признавая своим хозяином только Геннадия Юрьевича, резвясь, то отставая, то опережая сани, сопровождали их.
Если бы сейчас друзья господина Трюбона увидели его, одетого в полушубок, подшитые валенки, с заячьей шапкой на голове, то вряд ли узнали бы в нем преуспевающего бизнесмена, своего коллегу. Так же добротно и тепло были одеты и все остальные члены охотничьей бригады.
По дороге к берлоге Геннадий, остановив сани на ранее проложенной колее, сходил к облюбованному им дереву и топором срубил дубовую рогатину, толщиной где-то в десять сантиметров и длиной в два метра, которая должна была пригодиться ему в будущей охоте.
За свою довольно-таки долгую жизнь Трюбон, как и его секретарь Кюнстер, впервые ехал в санях по глубокому снегу в лесу. От этой езды по девственному лесу он испытывал такое неповторимое удовольствие, какое не получал от других, более современных видов транспорта.
Лесные богатыри — сосны, ели, березы и другие деревья, украшенные хлопьями снега, — только по известным им причинам со сказочной таинственностью и необъяснимостью освобождались от лишнего, чужого веса, с шумом роняя с неба на нижние ветки, на землю «лавины» снега. Скупые лучи солнца, пробиваясь сквозь редкие белые облака, говорили охотникам, что в ближайшее время ясная погода не должна была измениться.
По проторенному снегу они, не доезжая до берлоги метров сто, остановили сани. Жиган, привязав вожжи к стройной березе, тоже пошел вслед за охотниками, которые, не дойдя до берлоги метров двадцать, вновь остановились посовещаться между собой.
— Сват, ты намерен участвовать в охоте на медведя или будешь у нас зрителем? — обращаясь к Трюбону, поинтересовался у него Юрий Андреевич.
— Конечно, буду участвовать! — азартно заверил Трюбон, приказав своему секретарю, чтобы тот не забыл заснять на видеокамеру самые важные эпизоды охоты.
— Мы вам, как гостю, предоставляем право первому вступить в схватку с медведем. Это такое животное, которое очень трудно убить из ружья любителю-охотнику. Поэтому, если почувствуете, что проигрываете поединок, сразу же убегайте от медведя, чтобы не мешать мне помериться с ним силами. Медведь в это время года, поднятый из берлоги, очень агрессивен, а если к тому же он будет ранен, то становится до безумства яростным, злым и опасным. Все поняли? — проведя короткий инструктаж, поинтересовался у тестя Геннадий.
— Так точно! — по-солдатски коротко заверил тот его.
— Папа, если мне повезет, то вторым номером в схватке с медведем стану я, ну а подстраховывать меня будете вы вместе с Николаем Сергеевичем, передавая последнему свое ружье, сказал Геннадий.
— Ты же мне обещал, что больше не будешь лихачить, — встревоженно напомнил сыну отец.
— Последний раз, — заверил его сын, приложив правую руку к груди. Только потому, что охота будет сниматься Кюнстером на видеокамеру, я иду на такой риск.
— Ты меня когда-нибудь угробишь своими сюрпризами, — недовольно пробурчал Юрий Андреевич, с нескрываемыми нотками гордости за сына.
Присутствующие рядом с ними мужчины ничего не поняли из этого разговора: о чем предостерегал отец сына и чего он боялся. Только последующие события разъяснили им суть настоящего разговора.
Геннадий Юрьевич, сбросив с себя на снег полушубок и оставшись в фуфайке, топором срубил длинную жердь. Обрубив на ней мелкие ветки, он, вручая ее Жигану, сказал:
— Николай Сергеевич, пошуруди ею в берлоге медведя, только будь осторожен, не провались в нее. Как услышишь, что он зашевелился в своем доме, немедленно убегай к нам.
Держа в правой руке палку, с охотничьим ружьем за спиной, Жиган, утрамбовывая ногами снег, делая в нем дорожку, пошел к берлоге. Собаки, почувствовав запах зверя, поскакали по глубокому снегу к берлоге, остервенело заливаясь в лае.
Там, где из берлоги выходило тепло, вокруг отверстия лежала шапка инея. Опустив через отверстие в берлогу жердь, Жиган стал ею «шурудить», как кочегар лопатой в топке котла, но в отличие от кочегара он не видел результатов своего труда. Сначала конец его палки натыкался на твердый грунт, и ему стало казаться, что в берлоге, находящейся под вывороченным корнем поваленной огромной сосны, медведя нет. Но вот его палка своим концом погрузилась во что-то мягкое. Еще раз сильно ударив палкой в прежнее место и услышав злобный рев потревоженного зверя, Жиган, не вытаскивая своей палки из берлоги, бросился бежать по своему следу к охотникам. Первым на его пути стоял Трюбон, который был от берлоги метрах в десяти. Жиган, посмотрев в лицо Трюбона, увидел в его глазах и азарт, и страх, и интерес. По-видимому, и у него самого на лице было то же самое выражение. Когда он проходил мимо Геннадия Юрьевича, который стоял позади Трюбона на расстоянии не более двух метров с рогатиной и огромным самодельным ножом в руках, тот, успокаивая его, сказал: