Разделить на сто

Зал находился внизу, метра на полтора ниже прохода. Поэтому Юра и Наташа, в охотничьем азарте забывшие о глинистой почве, смогли подползти почти к краю коридора и теперь сверху глядели на Гузя, боясь шелохнуться. Лилипут между тем приладил фонарик на вбитый кем-то в стену зала крюк и деловито извлёк из кармана нечто, завёрнутое в бумагу. Завозился перед фонарём, развернул огромную карту и повернулся. Фонарь светил прямо на проход, Юра и Наташа в испуге отползли назад, затем потихоньку приблизились к краю. Гузь не замечал их. Он держал перед собой карту, в левой руке его поблёскивал извлечённый уже из футляра длинный металлический предмет («Всё-таки шпага», — подумала Наташа; «Наверное, антенна», — подумал Юра). Николай Матвеевич бормотал:

— Так, третий большой прошли до пятого поворота, отмечено… пусто… Значит, третий, шестой поворот… Направо… Здесь развилка… Направо должен быть тупик. Назад, к развилке… Налево и дальше… Ага, развилка… тупик и проход дальше… Ну и пока хватит…

Гузь сложил карту, повернулся лицом к четырём подземным ходам, перекрестился и вошёл в третий, самый широкий и высокий. Выждав совсем немного, Юра и Наташа спрыгнули в подземный зал и, покуда не пропал совсем свет фонарика, помчались к третьему туннелю.

Из туннеля доносилось пение. Маленький человек Гузь оказался обладателем замечательного голоса — высокого и чистого, свет фонарика мерцал в отдалении, Николай Матвеевич пел:

— Было двенадцать разбойников,Был Кудеяр-атаман.

Наташа и Юра потихоньку продвигались к свету. Гузь, сделав паузу, вывел со зловещими руладами:

— Много разбойники пролилиКрови честных христиан!

— Юрка, — прошептала Наташа.

— Чего?

— Ничего. Сушку дай, — ответила Наташа.

— Грызи тихо, — посоветовал Юра.

А Наташа, не расслышавшая слов песни как следует, подумала: «Пролили или попили? Как он спел? Кажется, „попили“… Ну и песня. Настоящая шпионская. Про вампиров, что ли? А почему они только у христиан кровь пили? Вот что непонятно!»

Свет фонарика скрылся за поворотом. По подземному ходу разнеслось раскатисто:

— Господу Богу помолимся,древнюю быль возвестим!Так в Соловках нам рассказывалинок честной Питирим.

Про Соловки Наташа слыхала от деда: вроде бы, там раньше была какая-то тюрьма. Кто такой «инок», непонятно, но, наверное, если песня разбойничья, то это какое-то уголовное слово из жаргона.

Наташа и Юра на ощупь, оскользаясь на глиняном полу и почти забыв об осторожности, двигались к свету. А Гузь, взявши октавой ниже, пропел хрипловато, по-разбойничьи:

— Много добра понаграбили,Жили в дремучем лесу.

Интересно, где они в лесу жили? Ладно, летом, можно прямо на земле спать. А зимой? Наверное, у них был специальный лесной дом — как у Бабы-Яги, на курьих ножках.

В стенах высокого туннеля то справа, то слева, то повыше, то пониже виднелись в полумраке более узкие проходы. Лилипут откашлялся в темноте за новым поворотом туннеля и спел тоненько, жалостно:

— Сам Кудеяр из-под КиеваВывез девицу красу.

«В Киеве тоже есть пещеры, — вспомнила Наташа. — Наверное, там, в подземелье эта красавица ловила шпионов и заблудилась, а Кудеяр в темноте её поймал и захватил в плен».

— Ты не бойся, — шёпотом сказал Юра Наташе, пользуясь тем, что лилипут, как глухарь на току, заглушал для себя пением посторонние звуки.

— Сам ты не бойся, — отвечала немного сердито Наташа Юре. — Сушку дай.

— Господу Богу помолимся,древнюю быль возвестим!Так в Соловках нам рассказывалинок честной Питирим.

Открылся ещё один поворот туннеля, длинный рукав, а в конце — маленькая фигурка, жёлтый луч фонарика жалобно мелькает по стенам.

— Днём с полюбовницей тешился,Ночью набеги творил.

«Интересно, — опять подумала Наташа, отвлекаясь на слова страшной песни, — а спал-то он когда? Или вампиры эти вообще никогда не спят?»

Движение лилипута-шпиона ускорилось, он, бодро размахивая шпагой-антенной, дошёл до поворота, остановился и пропел с неожиданно наставительной интонацией:

— Вдруг у разбойника лютогоСовесть Господь пробудил.

Пропел и повернул направо. Юра и Наташа, слегка задумавшиеся над внезапным преображением вампира Кудеяра, приблизились к повороту и притормозили — свет фонарика был где-то совсем близко, голос звучал отчётливо:

— Господу Богу помолимся,древнюю быль возвестим!Так в Соловках нам рассказывалинок честной Питирим.

Затем свет неожиданно погас, и откуда-то уже глухо донеслось:

— Бросил своих он товарищей,Бросил набеги творить…