Раздвоенное сердце (ЛП)

И я была рассержена, потому что он, несомненно, знал, что дверь будет закрыта, и всё-таки спокойно тренировался дальше, чтобы я могла тем временем переживать. Теперь он меня везёт хотя бы домой и избавил меня от смерти в лесу. Наверное, я должна быть ему благодарной.

Мне всё ещё было холодно, Все окна были открыты, и мои мускулы на затылке свело судорогой от непрерывно задувающего ветра.

- Включи подогрев сиденья, - сказал Колин в тишине. - Кнопка на двери под ручкой.

Он мог бы просто закрыть окна - но пожалуйста. Я нащупала кнопочку и нажала. Немедленно по моей спине распространилось благотворное тепло.

Теперь я всё-таки рискнула на него посмотреть - но только в сторону, вниз. На Колине были надеты узкие тёмные брюки изо льна и под ними мягкие кожаные сапоги, которые вот-вот распадаться. Были ли это сапоги для верховой езды? Если да, тогда он часто ездил верхом во время стихийных бедствий. Его предплечья были сухими и чистыми, и мой чувствительный нос не различал даже лёгкого запаха пота. Вместо этого он пах немного лошадью, сеном и нагретыми на солнце камнями. Я не хотела знать, как пахла я. Страх не лучший парфюм.

Молча он ехал дальше. Я подумала, что может быть, было бы полезно сказать ему, где я живу. Но мой язык прилип к нёбу, что мне казалось чистым расточительством пошевелиться. Монотонное гудение мотора заставляло меня всё глубже погружаться в тёплое сиденье. Я сдалась и прижала свою щёку к шёлковистому ремню. Странная безмятежность убаюкивала меня.

Но было ещё что-то другое, что-то глубокое, тёмное, что вблизи моего сердца тянуло и дергало. Было ли это разочарованием из-за того, что Колин почти со мной не разговаривал? Или что единственный человек, подаривший мне сегодня крупицу своего времени, как нарочно, был самым высокомерным мужчиной на много миль вокруг?

- Елизавета? - спросил он с явным ироническим оттенком в голосе. - Ты можешь, конечно, оставаться сидеть, но мы уже приехали.

Я чувствовала себя усталой и оцепенелой. Неохотно я поднялась с мягкой спинки сиденья и открыла дверь. Колин безошибочно остановился на просёлочной дороги чуть выше нашего дома.

- Спасибо за то, что подвёз домой ... Ээ, и за мобильник,- сказала я более и менее вежливо. Никакой реакции. Но я не хотела, чтобы от меня отделались так безмолвно. - Ты ... то, что ты делал в зале - это было ... Это имеет что-то общее со специальной подготовкой? - спросила я неуклюже.

- Я не тренирую девушек, - ответил он холодно.- О, тогда ты не видел "Крадущийся тигр, затаившейся дракон"? - спросила я дерзко. "Крадущийся тигр, затаившейся дракон" был моим фильмом "Библией". Мы брали этот фильм на диске в прокат. В тот вечер можно было выбирать мне, в виде исключения. После десяти минут Дженни заснула, а Николь набирала рассеянно одно сообщение за другим. Обе решили единогласно, что с этого дня будут выбирать фильмы снова только они.

Я, наоборот, заказала себе диск ещё этим же вечером в интернете и после этого посмотрела его минимум пятьдесят раз. Я знала этот фильм наизусть. «И ты только что напомнил мне о нём», - подумала я тоскливо.

- Вовсе нет, - раздался голос Колина в темноте.

"Вовсе нет". Кто так говорит сегодня?

- Я видел фильм. Милые, анимированные эпизоды. Но всё равно я не тренирую девушек.

Потихоньку, но верно в меня закралось чувство, что он хотел изо всей силы выдворить меня из своей машины. И всё-таки я не могла так всё оставить.

- Я не хочу у тебя тренироваться. Не дай Бог. Я хотела только знать, ты ли Колен Блекбёрн. Тот со специальной-сверх-бета-экстренной тренировкой для "коричневых и лиловых поясов".

Некоторое время он молчал. Я почти не могла дышать.

- Да, это я, - наконец, сказал он тихо. - И иногда пара боевых приёмов не помешает.

Последнее предложение прозвучало горько. И я его не поняла. Он говорил загадками. Прекрасно. Два дурака нашли друг друга. Значит, это действительно был он. Колин Блекбёрн. Женоненавистный тренер каратэ, который в своё свободное время в непогоду скачет на коне в лесу. Я открыла дверь.

- Эли? - спросил он тихо.

Он выговаривал моё имя мягче, чем другие. С более открытым «Э». Почти, как Аэли, американская версия. Я остановилась и повернулась к нему. Может, скажет всё-таки дружелюбное слово? Его лицо было в тени, но потихоньку я получила представление о его примерном возрасте. Между 18 и 25, предположила я.

- Вытащи, ради Бога, пирсинг из пупка.

Я тут же стала бодрой. Я возмущённо ахнула. Он увидел мой живот - это было одно. Это я могла ещё проигнорировать. Но вмешиваться в то, какие я ношу украшения на теле – нет, здесь он зашёл слишком далеко.

- Я не знаю, почему ты так расстроена, - сказал он, прежде чем я могла дать моей досаде выйти наружу. - Ты ведь его совсем не хотела.

Теперь мне действительно не хватало слов. Как он мог такое утверждать? Он ведь меня совсем не знал.

- Я не дам никому указывать, что я должна делать со своим телом, - пробормотала я наконец. Это звучало не правдоподобно.

- Нет? Тогда я спрашиваю, почему ты себе его проткнула. Спокойной ночи, Эли. Хороших снов.